В больнице мне высказывают довольно много, но однообразно, что думают на эту тему. Шитья действительно много, опять же неясно, кого я притащил – всяких уже пациентов повидать довелось. Ой, каких разных. От таких, которых пришлось прямо в коридоре стрелять, до Лёси – божьего человека, который сейчас при больнице живет и бывает только в двух местах: либо в больнице, либо в близлежащей церкви. Очень исполнительный парень, хотя, мне кажется, он слегка умом тронулся, больно уж непротивленец злу насилием, а ведь бандит бывший. Его привезли какие-то доброхоты в паршивом состоянии и с загноившейся раной – открытый перелом костей левой голени, безграмотнейшим образом леченный. Пришлось тогда повозиться. Единственный из банды уцелел, чудом не пристрелили, когда остался на крыше без патронов, да еще и автомат вниз кинул от испуга. Военные, которые эту банду помножили на ноль, стрелять сдавшегося не стали, но и за ним не пошли. Зомби – его приятели по банде – в доме уже встали, и ему потом было не спуститься. Вот он три дня и куковал на крыше, пока кто-то не сжалился, остановился неподалеку. Зомби тем временем рассосались по своим делам. Лёся прыгнул, разумеется лихо поломав ногу. Это парашютистов учат приземляться ни в коем случае не на расставленные ноги, только чтоб вместе были, иначе поломаешь. Бандит этого не знал, перекатиться для гашения удара тоже не умел, вот и покалечился. Настрадался изрядно, его ж пытались в анклаве, откуда спасители были, тоже лечить. Ну и лечили, пока не загноилось всерьез. Потому, попав к нам, Лёся ведет себя тише травы ниже воды. А этот с разрубленным лицом – фиг знает кто. Ну раз он чуж чуженин, на нем начинают натаскивать обучаемых. Нас тоже так учили: мы пьяных на травме шили, даже обезболивать было не нужно, уже под алкогольной анестезией находились. Тут, конечно, ситуация посложнее, шить надо не только кожу, опять же и костные отломки совмещать надо, но в целом рана чистая, свежая. Есть шансы. Впрочем, чтоб я не очень веселился, меня тоже припахивают. Пашу, куда денешься. Как Шварценеггер, чья фамилия переводится как «черный пахарь».

С трудом удается унести ноги, когда вызывают наконец прибывшие и готовые к встрече с пионерами (или как назвать этих молокососов) мои сослуживцы (или как еще назвать этих охламонов). Меня поджидают две девчонки – на тот случай, если я заблужусь тут в трех соснах. Пришли не все, но я вижу и майора, и Андрея с его воспитанцем (воспитанец имеет вид настолько горделиво-надутый, что хочется ткнуть Демидова пальцем в бок, чтоб слегка сдулся), и прифранченного Енота, и обоих курсантеров. И Тимур тоже тут.

Встреча идет весьма дружелюбно. Наши приволокли по велению майора всякую всячину вроде пневматических пистолетов, которые мы еще весной набрали в брошенном оружейном магазине. Насколько понимаю в разговоре, майор хочет, чтобы девчонки и ребята навострились пока обращаться с этими увечными ТТ и ПМ, привыкли к их габаритам и весу, научились прицеливаться и стрелять. Подозреваю, что какие-то контакты на эту тему с майором были, потому что у принимающей стороны оказывается домашняя заготовка в виде трех «зомбомишеней» – старые колченогие основы для детских колясок с присобаченными к ним палками, на конце которых (как раз на высоте среднего роста человека) приколочены фанерки с самодельными мишенями размером с человеческую голову. Пока мы все оторопело глядим на это чудо инженерной мысли, однорукий вожатый дает отмашку. И оказалось, что, когда такое сооружение тянут за веревку, эта самая мишенька раскачивается с такой же амплитудой, что и голова бредущего сонного зомби. Некоторое время идет азартная пальба, может, и не очень успешная, но видно, что стараются. Даже немного странно, что азы пистолетной стрельбы воспринимаются подростками как откровение. Хотя, если подумать… Если подумать, то пару месяцев назад, когда меня натаскивали, простенькие рекомендации того же кап-три Званцева-старшего и для меня были почти военной тайной.

Кроме пистолетов мои товарищи притащили всяких напитков и лакомств, так что стол получается весьма праздничным. Подростки сильно удивляются этому, а до меня доходит, что майор Брысь, очевидно, решил взять шефство над этим странноватым коллективом, как раньше покойный Николаич забрал в нашу охотничью команду этого самого беспризорника Демидова. Надо же, вспоминаю изначальное прозвище нашего воспитанника – до Беды звали его Ссыкатым. Не очень красивое прозвище было, надо заметить, зато потом ему каждый новый день в зависимости от успехов (или неуспехов) давали новое прозвание. Да это и по сей день сохранилось, став своеобразной традицией команды. Только вот я не узнал у хранителя традиции Андрея, как именовать Демидова сегодня, не до того как-то было.

– А боевое оружие вы сможете нам дать? – спрашивает невысокий паренек у майора.

– В следующий раз вручим вам холодное оружие и посмотрим, как у вас с пневматикой будет получаться. Пока не научитесь пользоваться как следует, с огнестрелом погодим. Научитесь на пневматических, получите и огнестрел.

– Это какое холодное оружие? – удивляется паренек.

– Ножи. Заодно будете учиться ими пользоваться.

Сразу на нескольких подростковых физиономиях вижу кислые мины, а наши молодые курсанты, наоборот, ржут. Тимур вот, правда, не поддерживает их ржач. Хотя вообще-то они дружбаны и обычно вкусы у них совпадают.

– Рукокрыл, что это тебя так развеселило? – грозно вопрошает майор.

– Чтобы вступить в рукопашный бой с противником, вам, товарищ майор, надо расстрелять весь боекомплект, потерять автомат, лопатку, не найти на поле боя труп с автоматом и патронами, палку или камнь и найти при этом еще одного такого же разгильдяя. Нас так учили, – уважительно, но с дерзиной отвечает Рукокрыл.

– Значит, плохо учили, – невозмутимо отвечает Брысь.

– Нет. Учили хорошо. Куда в нынешнее время годится нож? При огнестрельном-то оружии? Нет, консервы открыть там, огурцы порезать – да, но учиться рукопашной смысла нет. Мы же морские офицеры…

– Раз так, с чего это вам, морским офицерам, вручают по окончании учебы такую своеобразную штучку, а? – явно с подковыркой спрашивает Брысь.

– Какую штучку?

– Кортик для выпускника офицерского училища. Как считаете: зачем?

– Устаревшая традиция, товарищ майор, но красиво! – ляпает Ленька.

– Ну-ну. Навыки ближнего боя – важный элемент психологической подготовки бойца. Когда он умеет, стремительное сближение с противником не порождает парализующий страх. Ему по фигу, далеко противник или близко. У него есть ответ на все случаи жизни. Он устойчив. Кроме того, бывают ситуации, когда начальство не велит с автоматом ходить. По своему расположению или по чертовому «мирному селению». Мало ли? И охота чувствовать себя без штанов? Заходишь в дверь или за угол, а там враг. Нос к носу. Откуда взялся? А тебе не все равно потом будет? А пистолет тоже велели сдать. А нож не отобрали, потому что это беспредел будет – чем хлебушек резать и банки открывать? А кто думает, что драться голыми руками и ножом почти одно и то же, тот сильно заблуждается. Какой бы ни был мастер подраться, что-нибудь подходящее в руке сильно меняет расклад.

– А кортик тут при чем?