Оказалось — в отряд пришли местные граждане с пилами и топорами и предложили свою помощь в устройстве завалов на окрестных дорогах, поднимающихся в горы.

И работа сразу же закипела — дружно запели пилы, гулко застучали топоры. С треском, ломая ветви крон, падали стволы крупных деревьев. Через некоторое время нагромождения из поваленных огромных стволов деревьев и веток присыпали снегом. Затем отлогий подъем плотно утрамбовали и хорошенько пролили водой. Мороз все эти своеобразные эскарпы за ночь сковал таким крепким льдом, что его партизаны назвали — «водным бетоном», который не брала ни пуля, ни осколки.

В результате такой «шефской помощи» получились неприступные для боевой техники и карателей оборонительные валы, которые преодолеть без специального альпинистского снаряжения было очень трудно. Они, эти оборонительные валы, являлись не только неприступными для боевых машин, но и скользкими для пехоты. Чтобы забраться по ним, нужны были чуть ли не ледорубы или снаряжение, каким обладали альпийские егеря из дивизии «Эдельвейс» — с шипами на подошвах армейской обуви. А она имелась только в специальных частях, которых среди карателей не было.

Кроме всего прочего, в слабых местах партизаны экономно расставили мины, а для обмана неприятеля на голых участках местности развешали таблички с грозными надписями на немецком и местном языках: «Мины!», «Осторожно — мины!», «Опасно — мины!», «Не ходи — мины!»

Партизаны прекрасно понимали, что враг их потревожит. И вот, наконец, наступил полный тревоги и томительного ожидания день.

Дозорные доложили, что на подступах к лагерю загудели дизеля бронетехники. Началось какое-то движение в стане неприятеля. Видно было в бинокли — головные машины бронетранспортеров, в том числе и гусеничных, остановились в нерешительности у подножия небольшого ската.

Но громкая команда — vorwärts — сдвинула всё же эту махину с места. Снова натруженно под нагрузкой заурчали машины. За ними двинулась пехота, которая, к своему удивлению, заметила, как колёсная техника буксует, а гусеничная скатывается, как на салазках, вниз.

Каратели, не зная об этих приготовлениях, не солоно хлебавши, отошли. Ни машины не могли преодолеть прочных надолбов с вмороженными поваленными деревьями, ни каратели — ледяных горок. Толстые стволы и ветки, словно чьи-то гигантских размеров растопыренные пальцы, мешали ходу гусениц и колёс. А каратели под хохот партизан и прицельную стрельбу всякий раз скатывались со скользких желобов вниз под холм. Со страхом и ненавистью они топтались внизу на месте и смотрели вверх на обороняющихся партизан. Немцы, понимая бесперспективность очередного штурма, уже больше не хотели участвовать в конвейере смерти.

Одному из карателей всё-таки удалось взобраться с пулеметом на вершину. Вот он прыгнул в сторону сосны, надеясь засесть за естественной преградой и таким образом схоронить себя от партизанских пуль, но тут же был сражен автоматной очередью. Он сложился пополам и кулем рухнул на землю. Его тело бревном покатилось под горку.

Второй немец решил зайти с фланга, но, прошитый пулей партизанского снайпера, он на долю секунды нелепо завис на ветках колючего кустарника, а затем, как сломанная кукла, сложившись, завалился на землю и замер в неестественной позе рядом с огромным сосновым пеньком, исклёванным пулями.

Местным гражданам и обитателям базового лагеря хватало хорошо изученных, а поэтому знакомых горно-лесных тропинок, по которым можно было ходить безопасно.

Слово Святогорову:

…

«Впоследствии мы не раз наблюдали, как вражеская колонна, дойдя до очередного завала и прочитав нашу табличку, спешно разворачивалась в поисках обходных путей. Ведь времени на расчистку пути у карателей не было. Да и боялись фашисты подолгу останавливаться на дорогах.

И не зря: наступали такие времена, когда в Словакии по оккупантам стреляло каждое дерево, каждый валун в горах.

Наша разведывательно-диверсионная служба была налажена хорошо и в районе Скицова всё более набирала силу.

По сути, не проходило ночи, чтобы я не принимал связных из Братиславы и Нитры, Глоговца и Злате-Моравце».

Связные приносили разведывательную информацию, влияющую на планирование и характер проведения диверсионных актов как в самом городе Братиславе, так и на важных военных объектах нацистов и коллаборационистов в его окрестностях.

Явка Штефана Халмовского

Итак, отряд Зорича основательно закрепился в Скицове под Братиславой. Связи с местными подпольщиками — «судругами», так величали в Словакии товарищей по оружию, были настолько прочны и разнообразны, что советские десантники могли легко решать практически любые поставленные Центром задачи. Управлять процессами ведения разведки и контрразведки им стало намного легче, так как ощущалась нарастающая и ширящаяся сила местного сопротивления фашистам — с одной стороны, а с другой — помощь советским товарищам.

Но фашисты были ещё сильны, назойливы и злы, как осенние мухи. Нацисты чувствовали приход своей последней зимы и прекрасно понимали, что долго их режим не протянет, поэтому взрывались всякого рода репрессивными синдромами, но это уже были, хотя и болезненные для партизан, всё же вспышки эмоционального выгорания.

Именно неминуемое пораженческое будущее превращало фанатов-нацистов, действовавших в Словакии, в озлобленных животных. Жестокость по отношению к местному населению, не говоря уже о партизанах, лилась через край. Аресты, пытки, издевательства, расстрелы и повешения множились в геометрической прогрессии. Но этими репрессиями они уже ничего не смогли сделать в плане профилактического сдерживания населения. Наоборот — это ожесточало патриотов и только усиливало их духовно в праведной борьбе за освобождение своей земли от нацистской нечисти.

Они верили, что конец коричневой чумы наступит с падением Берлина.

* * *

Несмотря на логическую точность для многих в понимании того, что может случиться в скором времени с Третьим рейхом, гитлеровцы не унимались. Активно работали подразделения гестапо, готовя и засылая лазутчиков в наши разведывательно-диверсионные группы, в партизанские отряды и в силы движения словацкого Сопротивления. С пойманными патриотами, бросившими вызов оккупантам, нацисты, как и раньше, расправлялись жестоко — действовал закон вполне предсказуемых истязаниями последствий. Как уже отмечалось выше, противник зверел, поэтому вопросам конспирации в работе придавалось особое значение.

Принцип — доверяй и проверяй — у разведчиков всегда и во все времена был доминирующим. Он стоял на первом месте. Не раз Зорич говорил своим агентуристам, что предел хитрости — управлять без силы, а силой убеждения и личного примера.

Большое искусство — не давать до конца узнать себя, вечно оставаться тайной. Для этого нужны и сила воли, и мужество, и хитрость. Партизаны группы Зорича хорошо усвоили истину — не доглядишь оком, заплатишь боком.

У каждого человека, говорил Антон Павлович Чехов, под покровом тайны, как под покровом ночи, проходит его настоящая, самая интересная жизнь; каждое личное существование держится на тайне.