Андрей перекрестился на крохотную, в пол-ладони, иконку, посмотрел на святые лики Иисуса и Девы Марии и...

Опять углубился в свои мысли...

«...Девять лет! Кто бы мог сказать тогда, в 95-м, что все пойдет именно так, как пошло? Кто знать-то мог! Девять лет! Добровольная тюрьма. – Он вздохнул тяжело. – Может, и права была мать, когда говорила остаться? Да только... Кто о том знать может?.. Да уж: „Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется...“ Ну, ничего... Скоро уже, очень скоро! Пацанов своих увижу! Пацанов... Им всем уже за сороковник перевалило, пацанам-то... Может быть, и девчонок, если напрячься... Синичку, Прапорщика, а вот Амазонку вряд ли – времени не хватит. Какие они теперь, мои, такие дорогие до сих пор, и такие далекие, „боевые подруги“?.. Э-эх-х!!! Жизнь!.. А там... Максимку буду на ноги поднимать. Всего-то и есть у меня две недели – надышаться Одессой за все девять лет – возвращаться сюда все же придется. Да уж... Лина вернуться в Одессу никогда и ни за что не согласится, разве что стану миллионером в одночасье, да и не нужна она мне, стерва!.. А у Максимки... У Максимки по документам вообще нет отца – статус „матери-одиночки“ в Израиле очень выгодный...»

Андрей улыбнулся грустно, вспоминая мордаху спавшего в соседней комнате сына.

«Вот так, господин, теперь уже „трижды капитан“[54]. – Андрей погладил пальцами три „шпалы“, означавшие звание „Capitan“, на легионовском Берете и спрятал его от „чужих“ глаз в старенький чемоданчик. – Ты как фантом, добрый ангел – трудишься для семьи, деньги носишь, а тебя нет! Ну, ничего... Главное, чтобы Максик здоровым и умным рос! А жизнь... Она потом все на свои места расставит – кто прав, кто...»

Андрей закурил сигарету и откупорил очередную банку пива. Десяток таких же, но уже опустошенных им, стояли тут же, на тумбочке, стройным рядочком – сегодня его почему-то не забирал этот пятиградусный алкоголь, а уподобляться своим «соседям за дверью» и «жрать» водку Андрей не хотел принципиально... Да и не в одиночку же ее пить! А пиво, что... Пиво можно. Под мысли...

Он вдруг улыбнулся и приложил ладонь, отдавая честь жившему в его памяти Краповому Берету:

«Парад! Р-равня-айсь!!! С-смир-р-но-о!!! Р-равнение на с-средину!!!»

И улыбнулся пивным банкам, стоявшим аккуратным армейским строем «в две шеренги».

Ностальгия...

Он уселся за свой компьютер и вывел на электронном листе бумаги название будущей книги:

«Полет за моря...(Скитания Филина)»

И задумался... Надолго задумался о том, как начать эту большую книгу... Книгу о его друзьях, но уже в другой армии.

«...Как же это было? С чего началось? – Андрей потер шершавой ладонью свой лоб. – Наверное, тогда... С задней палубы „Дмитрия Шостаковича“, 22 апреля 1995-го...»

...Глупо ли, умно ли он сделал, но о своем приезде в Одессу Андрей не сообщил никому, кроме Медведя. Может, и было бы правильнее предупредить своих родителей, но он хотел посмотреть, как они живут. Как они без него, двое старичков-пенсионеров...

Уже и пограничные формальности были закончены, уже и украинские таможенники отпустили его из своих «цепких пальцев», а он... Он стоял посреди таможенного зала в аэропорту родного города и все никак не мог заставить себя выйти наконец-то в те стеклянные двери, которые пока еще отделяли его от такой долгожданной родины...

«...Неужели... Неужели я здесь? В Одессе... И уже можно идти?.. А что будет там? За этими дверями? То ли, к чему ты так рвался, капитан... Может, ты рвался просто за своими воспоминаниями?.. Семь лет прошло... Семь!..»

Он боялся. Может быть, в первый раз в жизни боялся! Так, что ноги словно приросли к полу. Он мечтал, он жил этим днем столько лет, а теперь боялся разочароваться. Кто знает, как может выглядеть твоя мечта?

– Мужчина! – раздался за его спиной голос девушки-таможенницы. – Вы уже можете идти!

– Да-да, я сейчас... Уже иду... – пробормотал он и не сдвинулся с места.

Тогда она подошла к Андрею и, взглянув ему в лицо, спросила:

– Вам плохо, мужчина?

– Нет, красавица. Мне хорошо. Так хорошо, что идти не могу. – Он вымученно улыбнулся. – Семь лет...

– Что семь лет?

– Я не был здесь целых семь лет!..

Она понимающе улыбнулась:

– А-а... Хотите валидол?

– Нет, спасибо... Я сейчас... Просто отдышусь немного...

«...Так нельзя, Андрюха! Давай! Вперед, капитан! Помнишь, как говорил Морихей Уэсиба: „Если не знаешь, что делать – делай шаг вперед!“ Вот и делай его! Шагом марш!..»

Андрей подхватил свой небольшой скарб, всего-то одну спортивную сумочку, и решительно направился к выходу:

«...Если боишься выходить, то на хрена вообще было ехать?!.»

...На выходе из дверей Андрей попал в капкан!

Огромный, неугомонный и совершенно неотвратимый «медвежий» капкан!

Игорь... Его Игорь!.. Его Игорешка Барзов!.. Его бессменный «замок», старший прапорщик Медведь...

Он мял его, как тряпичную игрушку!

Мял и... плакал!

Ах! Какие это были слезы! Никогда и никому не удастся, наверное... Да что там «наверное»?! Сто процентов!!! Никогда не удастся передать тот ураган эмоций и чувств, которые завладели этими двумя мужиками в тот момент.

– Совсем заломал, медвежатина! – только и сумел выдохнуть Андрей.

– Я тебя, гад ты эдакий, пополам сломаю! – орал Игорь на весь аэропорт. – Руки-ноги поотрываю и на все азимуты поразбрасываю! Командир ты мой дорогой! Я ж тебя на запчасти разберу и в Одессе оставлю, чтобы больше никуда рыпнуться не мог! Сволочь ты, командир! Я ж тебя семь лет не видел!

Андрей в этот момент вспоминал их самую первую встречу... Еще тогда, в 88-м... В аэропорту Кабула...

...Гул тогда в кабульском аэропорту стоял постоянный, монотонный, давящий на уши и психику.

Андрей все гадал и гадал по поводу приказа командира Отряда:

«...Какого же такого „Лешего“ откопал Батя, что им можно было бы усилить такую (!) группу. Не иначе Рембо выписал из Америки...»

Бойцы Филина тоже улыбались сквозь зубы. Если это какой-нибудь гэбэшник – группа только потеряет в боеспособности. Московский грузовой «борт» прибыл с легким опозданием, хотя... В то время полчаса для Афгана – это было еще очень хорошо.