Шолли-Стром сунул бросившемуся на него хищнику в морду горящий хворост, и тот с воем отпрянул и бросился прочь. Следующего волка он ударил между ушей, но тот успел ухватить край куртки и повис на нем, сверкая остекленевшими глазами и мешая двигаться. Два или три зверя бросились на Шолли-Строма и повалили его. Он уже ощущал их зловонное жаркое дыханье, когда Сенегард раскидал хищников и помог ему подняться. В нескольких шагах десятка три волков пировали тушами задранных лошадей. Они не обращали никакого внимания на потасовку в центре лагеря, увлечённые едой. Повсюду шёл ожесточённый бой. Если бы доспехи не защищали людей, они были бы разорваны за несколько минут, но волкам приходилось добираться до горла, а люди сражались изо всех сил. Отчаяние придавало им мужество и безрассудную храбрость. Беллофрейн, выронив меч из прокушенной руки, бросился на своего противника и перегрыз ему горло. При виде этого несколько самцов отпрянули от него, косясь на окровавленное человеческое лицо.

Сенегард зарубил прыгнувшего на него волка и пронзил другого, затем нырнул под третьего и выпустил тому кишки ещё в полете. Шолли-Стром старался не отставать, но он не обладал сноровкой своего друга, так что его вскоре снова сбили с ног. Сенегард буквально оторвал огромного матерого самца от его горла, перерубив тому шейные позвонки. Волчья кровь брызнула Шолли-Строму на лицо, обдав резким запахом сырого мяса. Сенегард огляделся в поисках вожака. Он понимал, что справиться с целой стаей они не смогут, рано или поздно хищники одолеют их. Он обвёл глазами месиво тел и нашёл его! Могучий самец белого цвета, прирождённый вожак, почти двести фунтов живого смертоносного веса, рвал на куски одного из воинов. Сенегард бросился к нему, по дороге разрубив пару подвернувшихся волков. Шолли-Стром понял его замысел. Кроме того, он предпочитал сразиться с самим вожаком, но вместе с Сенегардом, чем остаться одному против десятка разъярённых хищников.

Зверь почувствовал угрозу. Он выпрыгнул буквально из-под просвистевшего мимо его головы меча и, отпрыгнув, оскалил длинные жёлтые зубы. В алой пасти трепетал язык, на снег длинными нитями стекала розовая слюна. Хищник атаковал молниеносно — его клыки щёлкнули рядом с ухом Сенегарда, и белое тело грациозно опустилось за спиной человека. Шолли-Стром опустил секиру, и вдоль бока зверя заалела рваная рана. Между разошедшимися краями показались ребра. Вожак взвыл и с рёвом бросился на обидчика. В этом была его ошибка, ибо Сенегард настиг его в мгновение ока и разрубил вдоль позвоночника почти до крестца. Затем он схватил мёртвого зверя за задние ноги и, раскрутив, швырнул в самую гущу сражения. Когда волки увидели тело своего вожака, изуродованное и залитое кровью, они пришли в смятение. Самые слабые бросились прочь, увлекая за собой остальных. Через минуту стая отхлынула, оставляя на снегу убитых сородичей, и растворилась в темноте.

Сенегард отёр пот с лица и быстро пересчитал уцелевших воинов. Их было одиннадцать.

— Окажите помощь раненым, — велел он, опускаясь рядом с одним из тел. Лицо несчастного было залито кровью, в горле зияла рваная рана. Это был воин по имени Ангер.

Вскоре выяснилось, что волки добрались до лошадей, и животные были мертвы. Оставшиеся в живых люди были ранены и измотаны схваткой. О том, чтобы продолжать путь, не могло быть и речи.

С седел сняли остатки хвороста и развели костёр.

— В последний раз, — подумал Сенегард. Он решил, что его жизнь на этот раз подошла к концу. К сожалению, она оказалась короткой. Немногим больше двухсот лет назад он покинул Наполидор, город горных эльфов, чтобы обосноваться где-нибудь в Межморье. Некоторое время путешествовал, смотрел, как живут люди и гномы. Затем переселился южнее. Там связался с бандитами, вошёл в воровское сообщество, почему-то стал наёмником. Потом, когда слава о нем распространилась, перебрался в Каргадан, где за убийства платили больше. Но теперь снежная пустыня должна поглотить его. Сенегард чувствовал страх и отчаяние. Как только смерть закроет ему глаза, он исчезнет, растворится в мире, словно его никогда и не было. Останется только тело, которое будет разорвано волками или другими хищниками на равнинах Янакато. Не о такой судьбе мечтал тёмный эльф, уходя от своих сородичей, оставляя за спиной Багровый Пик, один из оплотов чёрной магии.

Сенегард обвёл глазами оставшихся в живых людей. Они были обречены умереть вместе с ним. Сколько раз он видел смерть, уносящую людей, которые были ему дороги… Ему было досадно, что Орманар погибнет здесь, так и не найдя Проклятых Доспехов, что Беллофрейн, совсем молодой и только три месяца назад излечившийся от вампиризма, останется в снегах чуждой ему страны, что Риния, претерпевшая ужасы каргаданского рабства и бежавшая из него, погибнет здесь лишь из-за того, что решила последовать за своим возлюбленным, который, увы, уже не мог ответить ей взаимностью. Взгляд Сенегарда переместился на Шолли-Строма. Баргустанец сидел, опершись одной рукой на секиру, а другой ворошил в костре хворост, заставляя огонь гореть ярче. На его лице играла ухмылка, а в глазах отражались языки пламени. Казалось, он единственный не был удручён создавшимся положением. Заметив, что эльф смотрит на него, Шолли-Стром подмигнул и крикнул:

— Ну что, может, поедим?! Мяса-то у нас теперь навалом!

Сенегард невольно улыбнулся. Ещё не всё было потеряно. Если они живы, значит, могут бороться. И он поведёт свой отряд до конца, каким бы он ни был.

— Конечно, поедим! — отозвался эльф. — Тащите сюда лошадей! — Уже несколько дней ему приходилось заставлять себя есть мясо, так как никакой другой пищи не осталось, и достать её было негде.

Однако его настроение не передалось остальным. Кониной питались не одну неделю, и от жёсткого мяса уже тошнило. Люди жевали с мрачными лицами, словно понимали, что это их последняя трапеза. Всё чаще их взгляды обращались на Орманара. Они винили его в случившемся, забывая о том, что пошли добровольно, даже сопровождавшие Беллофрейна воины сами вызвались ехать в Янакато, желая угодить любимому герцогу. Однако никто ничего не говорил и не требовал оставить Орманара умирать посреди снежной равнины. По-видимому, люди считали это излишним, ведь холодная и незнакомая земля и так должна была со дня на день поглотить их.

Утром поредевший отряд двинулся дальше. Никто уже не слушал уверений Орманара в том, что направление выбрано верно, шли просто для того, чтобы не впасть в отчаяние. И вдруг Риния остановилась и неожиданно радостно вскрикнула, указывая вперёд рукой. Там виднелась какая-то постройка, полузанесённая снегом. Над землёй едва виднелись маленькие слюдяные окошки. Из трубы валил густой дым. Ослабевшие от долгого перехода люди последним усилием устремились к жилью, не думая ни о чем, кроме тепла и отдыха. Если бы на них сейчас напали или просто оказали сопротивление и отказались впустить, они, не задумываясь, убили бы всех, кто оказался бы на пути.

Сенегард был более осторожен. Он вытащил меч и подошёл, настороженно оглядываясь. Одинокая хибара посреди вымершей пустыни выглядела, по меньшей мере, подозрительно. Но люди уже вовсю колотили в Дверь кулаками и рукоятками мечей. Послышался громкий лай, а затем лязг отодвигаемого засова. Воины отпрянули и вынули оружие из ножен. Поднялись заряженные арбалеты. Быть может, на них решили спустить собак. После схватки с волками это казалось ерундой, но осторожность всё же оставалась у этих закалённых в боях людей в крови. Ни усталость, ни холод не заставили бы их потерять быстроту реакции. Тяжёлая, окованная железом дверь медленно отворилась, и на пороге показался высокий старик в длиннополой меховой шубе. На шее у него висели бусы из заячьих черепов, а на голове красовалась шапка из лисьих хвостов. В правой руке он держал концы коротких поводков, пристёгнутых к ошейникам двух огромных чёрных волкодавов. Те заливались хриплым лаем и с ненавистью глядели на незваных гостей. С длинных жёлтых клыков хлопьями падала пена. Старик обвёл чужаков суровым взглядом из-под косматых серых бровей и сказал: