было следующее продолжение, созвучное с темой пропажи резинки от трусов:

Вот она, вот она

Хунта поработала.

А если серьезно, история пребывания Корвалана в Союзе весьма интересна. Что-то он у нас заскучал, как-то без восторга воспринял жизнь в стране победившего социализма. Ждали от него, что он будет на весь мир рассказывать о преимуществах советского строя, о великих достижениях в деле строительства коммунизма, но так не дождались. Что-то не то начал говорить Корвалан, сталинизм считал ошибкой… Тогда родился план от него избавиться. Выгнать из страны как диссидента? Боже упаси, с таким трудом вырвали из лап фашистской хунты, на диссидента же и обменяв. Убрать по-тихому, устроить автокатастрофу или отравление отдельной колбасой? Тут как не старайся, насильственную смерть могут заподозрить. Вокруг враги. Решение в политбюро нашлось. Корвалану сделана пластическая операция, внешность изменена так, что мама не узнает, и по подложным документам отправлен Корвалан на родину, в Чили. Туда, где свирепствовал фашистский режим. Там ему было лучше, а главное для нас – сидел он там тихо и не высовывался, про недостатки советского строя помалкивал. Могли и сдать. Но к чести СССР, не сдали. Даже хирург, делавший ему пластическую операцию, вскоре погиб весьма загадочно. А после крушения кровавой диктатуры Корвалан вернулся в Чили уже официально, где и прожил до 94 лет. Три года пребывания в застенках Пиночета похоже, не сильно подорвали здоровье несгибаемого борца.

Октябрь

В эндоскопический кабинет врач притащил магнитофон, чтобы музыка успокаивала больных. Говорит, что при колоноскопии лучшей мелодии нет, чем песня Пушного:

– Надо радоваться, не надо напрягаться…

Осень. Одинокий духовой оркестрик у станции метро наигрывает вальсы. Подают вяло, редкий прохожий кинет мелочь в раскрытый футляр от валторны, с табличкой «На возрождение русской духовой музыки». Играть еще долго, и дай бог, только к вечеру каждому из них удастся возродить свою музыку.

Помнится, в начале 90-х уличные оркестры были массовым явлением. И подавали веселее, и вполне можно было подзаработать. Один мой приятель, водитель «Скорой помощи», изгнанный из Ленконцерта за идиотизм, частенько зарабатывал, играя с ними на кларнете. По крайней мере всегда был при деньгах. Как ни странно, его брали, делились заработком.

– А что, – говорил, – это ж все мои бывшие коллеги из Ленконцерта, они что, не дадут мне на опохмелку заработать? Сами перебиваются как могут. Ленконцерт развалился, их всех на улицу.

– А ты же кажется раньше ушел, еще когда Ленконцерт процветал. За что поперли?

– Да не, не за пьянку. Пошутил неудачно, ну выпивши были, естественно. У нас концерт был, телевидение приехало, прямой эфир. А мы с другом, два мудака, зубы заклеили черной изолентой. Ну, а когда камера на нас, мы улыбались во весь рот. Короче, сразу после концерта нас пинком под зад. Ну и на этом моя музыкальная карьера закончилась, припомнили мне, как меня выперли из оркестра Ленинградского ВО, но это старая история.

Приятель, имел замечательное свойство, развлекать бригаду «Скорой» рассказами о своих приключениях. Соответственно, и способность эти приключения находить.

– Служил я тогда в Ленинградском округе, в оркестре, работа, скажу, по принципу «хрен забей». Не помню, когда в казарме-то ночевал. Собирались мы только на похороны и юбилеи. Иногда репетиции, но чего там нам репетировать, когда почти все с консерваторским образованием. На похоронах на слабаем? Да легко.

Один раз хороним какого-то важного военного, чуть ли не маршала. Погрузились мы в грузовички, поехали в крематорий. Впереди почетный караул, мы следом. А тогда на Шафировском проспекте, помнишь, когда еще путепровода не было, просто переезд, и можно там было надолго застрять у Ручьев? Почетный караул впереди проскочил, а мы встали. Ну стоим, время еще есть, только осень, прохладно в грузовике под тентом сидеть, скучно. Я наружу выглянул, смотрю: а там пустырь, свалка какая-то, травой заросшая, а из травы голая жопа подпрыгивает, вверх-вниз, то высовывается, то пропадает. Ребятам говорю, глядите, наверняка какие-то гопники там трахаются. Все высунулись смотреть, и как по команде заиграли марш, от Москвы до Британских морей… Из травы две хари высовываются, посмотрели по сторонам и опять продолжают, уже под музыку. Тут из кабины наш дирижер выскакивает, майор:

– В чем дело?!

– Да так, отвечаем, замерзли, репетируем.

– Ну смотрите у меня! – и в кабину, греться.

А чего нам смотреть? У кого-то водочка нашлась, разлили, веселей стало. Доехали.

Построили нас в крематории, в большом зале. А там обстава такая: речи, прощание, сначала сослуживцы, друзья, в конце родственники. Распорядитель, человек с приклеенной слезой нажимает кнопку. Гробешник уплывает вниз, в этот момент мы по сценарию играем гимн Советского союза, а за окнами, на улице, почетный караул начинает по команде стрелять. Прощание затягивается, а мы-то в пути водочки выпили. И не могу, хочу отлить, даже пританцовываю, благо в последнем ряду. А передо мной барабанщик, и я ему коленом под зад пендаля, давай начинай уже, невтерпеж. А у него тарелки в руках, и он от неожиданности этими тарелками: «Бдзынь!!» Аж звон в ушах. Наши ничего не понимают, кто заиграл, кто нет. Почетный караул за окном начинает вразнобой палить, вдова в обморок. В общем, после похорон наш оркестр в полном составе на гаупвахту, на следующий день наш дирижер-майор стал капитаном, а мы с барабанщиком отправились дослуживать в стройбат. Легко еще отделались. У меня права были, так я ничего, на грузовике остаток службы катался. Все лучше, чем лопатой махать.

10 октября малоизвестный в стране праздник, День психического здоровья. Напрасно, праздник должен стать общероссийским, а у нас каждый его отмечает по-своему. Например, на работе администрация в этот день выпускает очередной забавный приказ. На этот раз требуют всех с поносом отправлять в реанимацию. Даже не стал выяснять причину, наверное, кто-то помер от диареи. Ну надо, так надо. Выполнить приказ удалось только в самом конце дежурства, положив к себе в реанимацию тетеньку, месяц пившую водочку, у которой только понос заставил это занятие прекратить. Диарея не позволяла дойти до магазина. Предупреждаю новую смену:

– Принимайте, тетенька хреновая, похоже, что дуба врежет. И привозят ее а как раз к утреннему обходу, на котором как раз и идет речь о способах реализации нового приказа, об изыскании возможностей для его выполнения. Не отойти, больными некогда заняться, приказы надо знать. Ну, а пока шло обсуждение, тетенька дуба и врезала. Интересно даже подсчитать, сколько эти обходы унесли жизней?

В этот день есть традиция, с одним приятелем вспоминаем наших однокурсников,