Уверен, отец это знал. По крайней мере, подозревал. Стоял рядом, молчал. На меня не смотрел. Гордился. Я это чувствовал, хоть он и не подавал виду. Кажется, он мне даже завидовал. По-хорошему, не зло.

Наверное, это здо́рово, когда видишь, что сын превзошел тебя. Однажды сам узнаю: так или нет.

Ты счастлив, сказал я себе. Нет, не сказал – спросил. Ты счастлив? Все, о чем ты мечтал, сбылось. Хотел стать искусным колесничим? Стал. Тебе завидует Главк Эфирский, великий лошадник! Хотел, чтобы отец тобой гордился? Вот, гордится. Хотел ездить верхом? Пожалуйста! Никто, кроме тебя, так не умеет. Хотел, чтобы кровавые кошмары тебя отпустили? Ушли навсегда?! Ушли, отпустили.

После ночи с Пегасом и Афиной.

Что произошло в ту ночь со мной? Между мной и Пегасом? Я смотрел на него, белого коня, такого маленького и такого огромного, и видел крылья, которые он прятал. Глаза утверждали: нет крыльев! нет! А я все равно видел. Пахло морем, рыбой, соленым туманом. В черном небе, веля звездам потесниться, прорастала радуга. Одна? Две? Три?! Глаза слезились, радуги множились. Допустим, одна моя. Другая – Пегасова. Третья, ты чья? Краями радуги наползали друг на друга, грозили срастись…

И что?

И ничего. Объявилась Афина, Пегас улетел, радуги погасли.

Думаю, что-то от радуги осталось во мне. Отблеск? Искристый звон?! В ту ночь, вернувшись домой, я спал как убитый. Ничего не снилось: ни плохое, ни хорошее. Какое-то время я так и спал, без сновидений. Позже вернулись сны. Обычные, не кошмары. Иногда снился остров, великан. Тогда я просыпался с улыбкой.

Радуйся, Гиппоной, сын Главка! Все у тебя хорошо!

Что же ты не счастлив?

Когда-то я мечтал увидеть чудовище. Увидел. Химера прилетела, это стоило жизни Пирену. Ему ли одному? Я хотел отобрать табун у конокрадов. Всем сердцем рвался в бой. Так, как могу биться только я один! Это стоило жизни Делиаду. Конокрады – не в счет. Впрочем, за их жизни я расплатился месяцем ужасных сновидений.

Будь кошмары способны вернуть Делиада – я бы согласился терпеть их до конца жизни.

Я знаю, чем оборачиваются мои желания. Каким образом они сбываются. Не желай невозможного, Гиппоной. Не желай чрезмерного. Может быть, тогда никто не пострадает.

Даже если это совпадения; даже если я все это придумал – как яд в каше! – могу ли я быть счастлив? Я потерял двух братьев. Мой отец бездетен. Мать помутилась рассудком от горя. И что, мне плясать от счастья, как ни в чем не бывало? У тебя все хорошо, Гиппонойчик, а вокруг хоть трава не расти?!

Моя семья. Кто я без них? Родной, приемный – кто я без них, спрашиваю? Без любви к живым, без памяти о мертвых?! Как быть счастливым, когда на твою семью валится несчастье за несчастьем? Наставник Агафокл терзает меня моей родословной, я путаюсь в именах, городах, степенях родства. Злюсь, огрызаюсь. Но, кажется, я понимаю, зачем он это делает. Я буду стараться, наставник. Изо всех сил.

Лошади остановились. Или это я их остановил и даже не заметил?

В любом случае мы приехали.

Храм был прежний: портик с колоннами, три ступени, круглая крыша. Крышу перекрыли заново лет семь назад. Остальное уцелело: камень не очень-то сожжешь. Стены, колонны, ступени – все отмыли, отчистили от копоти. Где надо, заменили облицовку. Смотрелось как новенькое. А статуя – и в самом деле новенькая, из пентеликонского мрамора. Прошлая, деревянная, сгорела.

Вместе с людьми, искавшими защиты в обиталище бога.

Внутри горели факелы. Наверное, их блики пытались оживить статую, но я этого не видел. Вход от меня закрывал алтарь, на котором полыхал костер. В огне шкворчал жир барашков, принесенных в жертву. Пахло так, что меня подташнивало. Нет, я ничего не имел против жареного мяса. Просто не здесь, не в этом месте.

Солнца я тоже не видел: Гелиос спускался в свой подземный дворец за храмом. Закат обрамлял святилище багровым ореолом. Зрелище это открылось мне раньше, еще при входе в жилище бога. Казалось, весь храм объят пламенем.

Опять. Вечно.

Жрец, невидимый по ту сторону костра, нараспев взывал к Гермию. Кто угодно поверил бы, что голос звучит из огня. Мы трое – отец, Алкимен и я – стояли молча. Было время, когда мы стояли здесь впятером.

Сколько останется через год?!

* * *

После похорон Делиада в дом Главка Эфирского зачастили странные гости. Они приплывали на кораблях, приезжали на повозках, приходили пешком. Из Аттики, Беотии, с островов. Уж не знаю, откуда еще. Кого-то привозили доверенные люди басилея, кто-то являлся сам, к явному неудовольствию дворцового лекаря Агатона.

Лекари. Собратья по искусству врачевания. На кого бы еще Агатон так злился? Кто-то заболел? Отец? Мать? Алкимен? Агатон бессилен перед неведомым недугом?!

Алкимен на больного не походил. Отец, хоть и был мрачней обычного – а кто бы, потеряв сына, плясал от радости?! – тоже ходил, не спотыкался. Мать…

Вот мама, похоже, была не в себе. Знаете, на ком она помешалась? На мне! Плащом и козлятиной дело не ограничилось. Она дарила мне сандалии, пару за парой, подложила под подушку новый пояс. Мясо в каше я обнаруживал через день. Хорошо, никто пока не заметил. Хуже всего было то, что мама подкарауливала меня в самых неожиданных местах. Заводила странные, не слишком связные беседы. Из них я мало что понимал – кроме того, что мама обо мне беспокоится, заботится и хочет видеть как можно чаще. Случалось, она просто стояла рядом или садилась напротив, смотрела на меня. Ни слова, только взгляд. От ее обожания мне казалось, что я сижу на муравьиной куче.

Встать? Уйти? Убежать со всех ног?!

Я стыдился. Я оставался с мамой, сколько мог.

Вряд ли лекари пытались излечить маму от внезапной привязанности – любви?! – ко мне. В остальном она выглядела здоровой. Постаревшей? От этого не вылечишь.

Кое-что прояснилось, когда я обратил внимание на женщин, с головы до ног закутанных в покрывала. Их приводили во дворец после визита очередного лекаря. Я не мог проследить, куда их отводят, но не сомневался: в покои отца. Шепотки слуг, время от времени долетавшие до моих ушей, весьма способствовали пониманию.

Вопреки пророчеству, Главк не оставил надежд обзавестись детьми – своими, родными. Пусть и не от законной супруги. На что он надеялся? На заморские снадобья? Лекарское искусство? На молодых женщин, готовых родить басилею ребенка? На попустительство вышних сил?!

Наряду с женщинами во дворец наведывались богато одетые мужчины в расцвете сил. Я догадывался, к кому они приходят – чай, не маленький. Если не выйдет у Главка – возможно, его жена Эвримеда сумеет родить еще одного сына? Не важно, от кого! Мамин детородный возраст подходил к концу, но мало ли? Опять же, лекари, снадобья…

Происходило ли подобное раньше? Я не знал. Не помнил. Ребенку не свойственно обращать внимание на посетителей дворца, имя которым – тьма тьмущая. Сопоставлять, делать выводы. Мало ли кто, мало ли зачем? У правителя хватает дел, а значит, хватает гостей.