чиновников от литературы в каждой области России) и Союзом писателей Москвы. Происходили разнообразные суды и споры по поводу зданий, имущества Литфонда. Я внезапно оказался участником борьбы за издательство «Советский писатель», которое было собственностью Союза писателей уже не существующего СССР. В высшей степени достойные и либеральные редакторы, художники, корректоры провели общее собрание и на место партийного директора Жукова избрали одного из редакторов – симпатичного и доброжелательного Валерия Шашина, переименовав издательство в «Знак СП». Но администрация и Союз писателей РСФСР сдаваться не хотели, документы и печати «Советского писателя» уже зарегистрированному директору «Знака СП» не передали, даже кабинетов не освободили, и провели свое собрание, где из сотрудников издательства были в основном бухгалтеры и немалая хозчасть, и организовала издательство «Современный писатель», в редсовет которого вошли единственный человек из «Советского писателя» Михаил Числов, какой-то очень агрессивный журналист то ли от Проханова, то ли из «Савраски» (газеты «Советская Россия») и никому не известный ни в Союзе писателей, ни в издательстве Ларионов, которого все считали просто бандитом (сейчас его судят за какие-то махинации) – он и занял кабинет генерального директора и получил все уставные документы «Советского писателя».

Может быть, эти два издательства под одной крышей и смогли бы как-то договориться, тем более, что демократическому «Знаку СП» реально не помогал никто, лишь на словах Ельцин и его помощники Филатов и Красавченко, и министр печати Михаил Федотов уверяли в своей поддержке, но Ларионов, который не собирался издавать никаких книг, а интересовался только возможностью торговли большим домом в центре, уволил всех редакторов. От возмущения редакторы Валентина Алимова, Ирина Ковалева и Валерия Бузылева (дочь полковника Карповича, о котором я уже писал) отказались уходить из издательства и начали голодовку. Из мужчин их никто не поддержал. Голодающим все сочувствовали, о них писали, но никто не помогал.

Союзу писателей занятому множеством других споров было не до их издательства. Администрация Ельцина была на словах, конечно, на стороне демократов, но никто и не думал им помочь. Шашин, договорившись, что несколько комнат им оставят, от волнений слег в больницу, Михаил Фадеев не считал себя борцом. Тогда редакторы, кажется, в первую очередь Ольга Ляуэр, которые видели, что единственный, кто еще борется в Москве – это фонд «Гласность», предложили сперва Фадееву, то есть коллективу издательства, а потом и Союзу писателей избрать, а потом и утвердить меня генеральным директором «Знака СП», тем более что когда-то я недолго заведовал отделом критики в журнале «Юность», а потом три года издавал и редактировал «Гласность». Неожиданностью для меня это было полной, за борьбой в «Советском писателе» озадаченный множеством забот «Гласности» я почти не следил, ни с кем в издательстве знаком не был. Но это была общая борьба, и я подумал, что такое объединение сил может оказаться полезным. Союз журналистов, кроме Павла Гутионтова к «Гласности» относился с откровенным страхом, можно было попробовать, что получится из сотрудничества с Союзом писателей. К несчастью, ошибались и редакторы, и писатели, и я тоже. Когда я стал генеральным директором зарегистрированного Комитетом по печати издательства «Знак СП» у писателей кроме окололитературных коммерсантов появился новый противник – КГБ, и все стало еще хуже.

Пару месяцев там выжидали, может быть, надеялись, что я и впрямь займусь имущественными делами. Но мы с Фадеевым вместо этого тут же попытались начать какие-то издания, а главное – в пяти открытых нами комнатах (из пятидесяти, имевшихся в здании) работали не только редакторы, но и готовилась следующая конференция о КГБ, издавался бюллетень «Государственная безопасность и демократия», каждое утро был готов очередной выпуск «Ежедневной гласности». Работало уже человек тридцать – сорок и было ясно, что все потихоньку наладится.

Терпение КГБ закончилось быстро и в конце июля мне сказали, что по издательству бродит какой-то человек, называющий себя электромонтером, но мало на него похожий и приехавший на BMW, что было в девяносто третьем году большой редкостью. Я попросил привести его ко мне и он, как ни странно, сразу же пришел. Был это хорошо одетый человек лет пятидесяти пяти (фамилия его пропала вместе с разграбленным в очередной раз архивом «Гласности»), повторивший мне, что он проверяет состояние электропроводки. Довольно быстро выяснилось, что никакого подтверждения о месте работы у него нет и он не знает, где находится его районное управление, а я уже все это знал, занимаясь и хозяйственными делами издательства. Я попросил секретаря вызвать милицию. Монтер почему-то очень разволновался – бежать через комнату секретарей, да еще с третьего этажа немолодому человеку было неудобно и он начал меня уговаривать милицию не вызывать. Мне было очень интересно, что он скажет – секретаря, набиравшую номер, я попросил на пару минут погодить, но от самого этого желания не отказывался. «Монтер» минут десять юлил, почему-то говорил, что я должен его пожалеть, но после бесплодных уговоров сказал: «Ну хорошо, я вам все объясню» и вынул удостоверение полковника КГБ. Он, однако, так и не сказал, зачем пришел.

Я позвонил Кондаурову, который стал уже генералом и начальником центра общественных связей КГБ, и сказал, что у меня здесь их полковник, выдающий себя за электромонтера. Кондауров попросил дать ему трубку, говорили они минут десять, но из слов полковника была ясно произнесена лишь его фамилия, после чего «монтер» вернул мне трубку. Кондауров врал мне так же, как до него Савостьянов после второго разгрома «Гласности». Говорил, что этот полковник из КГБ уже уволен (но удостоверение – я посмотрел – было продлено два месяца назад), уговаривал меня «монтера» отпустить, милицию не вызывать, обещал, что ничего подобного больше не будет. Я, конечно, ничему не поверив, отпустил «монтера». Да и что я мог сделать, все равно его отпустила бы милиция. Вскоре стало ясно, что именно этот полковник командовал операцией по третьему разгрому «Гласности» (а заодно и издательства) и осматривал «поле боя».

Дальше все было просто. Дней через пять ко мне пришел начальник нанятой нами охраны и попросил увеличить оплату в четыре раза. Денег таких у нас не было, и я отказал. Но было ясно, что кто-то ведет с ним переговоры. Недели через две у дверей издательства, кроме нашей охраны, появился милицейский пост. Кто и для чего его поставил, выяснить я не смог. Однажды вечером, кажется, 12 августа, после ухода сотрудников по домам при якобы спящем охраннике (его попросил взять на работу тесно связанный с КГБ, теперь заместитель председателя думского Комитета по безопасности и противодействию коррупции, тогда журналист «Московского комсомольца» Александр Хинштейн) в здание