— Изабелла, ты куда? — воскликнула Марджив.

— Вернусь через несколько минут. Познакомьтесь с мистером Тельманом, — сказала я и пошла по периметру парка туда, куда сказал он. Мне было не по себе.

Я шла уже больше пятнадцати минут — сквозь сосновую рощу и заросли шалфея. Мне казалось, как будто я в Калифорнии, на ногах у меня семимильные сапоги и одним шагом я перемахиваю огромное расстояние. Пейзаж каждую минуту менялся. Вот пустыня, усеянная кактусами, и стадо коров-лонгхорнов. Лощина со старым заржавленным джипом внизу. Поднявшись на возвышение, я увидела побеленный сарай из секвойи. Похоже, я у озера Тахо. И наконец, за маленькой деревенской железнодорожной станцией сквозь чащу горного кустарника я различила автостоянку. Я шла минут двадцать, не меньше. Свернула на дорожку — нет, не туда, пошла по другой, проходившей под путями миниатюрной железной дороги, и очутилась среди грузовичков, электрокаров, небольших цистерн со смазкой и огромных уборочных машин. В стороне у ограды одиноко стоял белый «опель». Он был не заперт. У меня было такое ощущение, будто я угоняю чужой автомобиль. Да и как можно себя чувствовать в такой ситуации? С другой стороны, что может случиться среди бела дня в «Евро-Диснее», где тысячи и тысячи посетителей? Объездчики в ковбойских шляпах смотрели, как я сажусь и завожу машину. Все они были французы, в парке и работали в основном французы, но в стетсоновских шляпах и ковбойских сапогах они были похожи на американцев. Я едва успела подъехать к служебной аллее, как у выезда появился «плимут» с надписью «шериф» на дверце и из него выскочили французские полицейские с пистолетами в руках.

Подняв руки, я вылезла из машины. Кто из американских кинозрителей не знает, что надо делать именно так? У нас тоже были зрители. Сверху, с эстакады, на нас смотрели десятки пассажиров поезда. Они, наверное, подумали, что мы участники живой картины из американской жизни.

Жандармы поставили «опель» на прежнее место, а меня заставили сесть к ним в машину. Стали задавать вопросы. Что я здесь делаю? Чей это «опель»? Где человек, который взял его напрокат? В каких мы с ним отношениях? Теперь я говорила по-французски лучше, чем тогда, когда Рокси резала вены. Во всяком случае, я сумела выдавить из себя несколько слов. Они выслушали, что я говорила о Тельмане, о том, как я познакомилась с ним, о том, что он сейчас с моей матерью и маленькой племянницей, что там еще невысокая француженка-блондинка с ее другой внучкой и внуком.

Выслушать-то они выслушали, но вот поверили ли они мне? Так или иначе, меня не отпустили.

Причудливая связь событий! Как это все произошло? Почему вышло так, а не иначе?

Бомарше. «Женитьба Фигаро»

Трудно, как в плохо смонтированном фильме, проследить цепочку дальнейших событий — так быстро и нелогично они разворачивались, так плохо я разбирала отрывистые фразы, которыми перебрасывались французские полицейские. И все-таки по их озабоченным взглядам и по той поспешности, с какой они выскакивали из машин, вытаскивали пистолеты, переговаривались по рации, я поняла, что случилось что-то очень серьезное. Мы двигались по служебной аллее, по которой Тельман просил пригнать свой «опель». За нами шли еще два полицейских автомобиля, а пара машин затаилась в глубине декоративного ландшафта. Мы подъезжали к Стране фантазии, где у входа нас встречали искусно подстриженные деревья. Над ними, точно сахарные головки, высились розоватые и голубые башенки замка. На большинстве посетителей были желтые накидки с изображением Микки-Мауса, купленные в сувенирных лавках из-за приближающегося дождя. Сверху уже упало несколько капель. Я не увидела ни Марджив, ни Женни, ни самого Тельмана.

— Думаю, они в башне, — сказала я жандармам. — Они шли туда, когда я уходила.

— При нем есть пистолет?

— Пистолет? Я не видела никакого пистолета, — ответила я. — Je n'ai pas vu[164]… пистолет. — Как по-французски «пистолет»?

Я искренне надеялась, что у Тельмана нет пистолета. Я знала, как он несдержан, но только сейчас, задним числом, подумала, что он не в своем уме. Его железная хватка, пот на лбу… А теперь у него в руках Женни. Как я могла послушаться его и уйти, бросив бедную девочку? И Сюзанна с Марджив тоже у этого психа. Жандармы сидели мрачные.

Постепенно я начала понимать кое-что из разговоров. Он — американец, он хотел убить свою жену, но ему это не удалось. Она уползла к соседям и рассказала им, что муж сошел с ума и у него пистолет. Вероятно, она умрет, скорее всего так и будет. То есть он — форменный убийца. Жандармы смотрели, как я реагирую на их разговор. Ты что, его подружка или вы в сговоре? Американец, помешался на пистолете. Стрелял в жену, но она жива. Пока жива. «Ты его petite amie[165]?»

— Покричишь ему, своему парню, — сказали мне, но из машины не выпустили. Мне показалось, что я вижу горящие злобой глаза Тельмана в одном из окошек башни, но это мог быть и другой пират.

Полиция окружила башню и оттеснила народ в желтых накидках, говоря, что «Пираты» закрываются и можно посмотреть «Полет Питера Пэна».

Один из полицейских снова стал задавать мне вопросы. Говорил он по-английски, но с сильным акцентом.

— Он американец? И говорит по-английски? А по-французски? Те дамы говорят по-французски?

И я снова объясняла, кто они такие, но кто такой Тельман, разве объяснишь? Бывший муж любовницы бывшего мужа моей сестры? Неужели он действительно хотел убить Магду? Это моя мать, говорила я, и свекровь моей сестры, моя трехлетняя племянница и еще двое детей. Как они там, не очень напуганы? Может быть, они вовсе не там? Господи, только бы он ничего им не сделал! Даже если он стрелял в Магду, зачем ему причинять вред детям?

Потом мне показалось, что я слышу плач Женни. Я гнала от себя дурные мысли, старалась ни о чем не думать, но надо было решать, что делать. Вдобавок ужасно хотелось писать. Видно, от страха. От страха и оттого, как медленно и томительно тянется время. Казалось, будто мы сидим уже несколько часов. Должно же что-нибудь случиться, но ничего не случалось.

— Можно я поговорю с мамой? — спросила я.

— Allez-y[166], — сказал жандарм, выталкивая меня из машины. — Стой там, ближе не подходи. Мегафон я дам.

Они стали возиться с большим мегафоном на длинном проводе, потом поднесли его ко мне. Я откашлялась, и кашель эхом отозвался между башенками Дворца Спящей красавицы.

— Марджив! — позвала я, и мой голос прогремел у меня в ушах. Никто не отвечал. Может, ее и нет там?

— Encore[167], — сказал кто-то.

Я позвала ее снова, и снова никто не ответил. Меня опять посадили в машину.