Эрнест выполнил все приказы, насколько это было возможно. Он отправил патрули, но ночь была такой темной, что они не возвращались до утра. Утром их собрали уже по дороге – а в одном случае просто вытянули из канавы с жидкой грязью, где они ухитрились увязнуть ночью.

Около одиннадцати часов вечера Эрнест сидел в маленькой комнатке здания казарм и совещался с Джереми: они решали дела, связанные с корпусом, и задавались вопросом, нашел ли Эльстон Импи, или донесения оказались просто слухами. Внезапно с улицы донесся оклик часового:

– Стой! Кто идет?

Раздался выстрел, громкий треск, а потом отчаянные вопли:

– Вильгельмина! Жена моя! Ах, этот жестокий человек убивайт моя Вильгельмина!

– Боже мой, это же тот безумный немец! Джереми, беги к часовым и скажи им, что все в порядке, иначе они подумают, что зулусы уже в городе. Скажи, пусть его приведут сюда – и остановят эти вопли.

Вскоре старинный приятель Эрнеста с Высокого вельда, выглядевший сейчас, в свете лампы, довольно дико и жалко с его длинной белой бородой и мокрыми волосами, с которых капала вода, был довольно бесцеремонно препровожден в комнату Эрнеста.

– Ах, вот и ты, мой дорогой друг! Прошло уже два или три год, как мы видайт друг друга. Я искайт тебя везде, и мне сказали, ты есть здесь, и я пойти быстро, сквозь нахт и дождь, и когда я уже не знайт, какой свет я нахожусь, этот жестокий человек поднимайт ружье и стреляйт майне кляйне Вильгельмина! И он проделайт большой дырка в ее живот! О, что мне делайт, мой дорогой? – И этот великовозрастный ребенок горько расплакался. – Ты тоже плакайт, друг мой, ты знайт Вильгельмина и любийт, ты спайт с ней однажды ночь. У-у-у!

– Ради всего святого, прекратите нести эту чушь! Сейчас не время и не место для глупостей.

Эрнест говорил так жестко и резко, что бедный сумасшедший мгновенно утих и только робко всхлипывал.

– Так гораздо лучше. Так зачем вы меня искали?

Лицо немца мгновенно переменилось. Выражение идиотической печали исчезло, в глазах засветился разум. Он бросил быстрый взгляд на Джереми, стоявшего в углу комнаты.

– Вы можете говорить при этом джентльмене, Ганс, – спокойно сказал Эрнест.

– Сэр, я собираюсь сказать вам довольно странную вещь.

Теперь он и говорил по-другому, совсем тихо и сдержанно, производя впечатление совершенно здорового человека.

– Сэр, я слышал, что вы собираетесь отправиться в Зулуленд, чтобы сражаться с кровожадными зулусами. Когда я об этом услышал, я был далеко, но понял, что должен двигаться так быстро, как только сможет Вильгельмина, и сказать вам, чтобы вы не ходили.

– Что вы имеете в виду?

– Как я могу сказать, что я имею в виду? Я просто знаю, что многие из тех, кто сегодня спит в этом доме, отправятся в Зулуленд – но вернутся немногие.

– Хочешь сказать, меня убьют?

– Я не знаю. Есть вещи плохие, как смерть – но это не смерть. – Ганс прикрыл глаза рукой и продолжал: – Я не вижу тебя среди мертвых, мальчик, но не ходи туда. Я молюсь, чтобы ты туда не пошел.

– Мой добрый Ганс, зачем же было идти ко мне с этой глупой сказкой? Даже если бы это была правда, даже если бы я знал, что меня убьют двадцать раз – я должен идти, я не могу нарушить свой долг.

– Это речи храброго человека, – с грустью откликнулся Ганс уже по-немецки. – Я тоже выполнил свой долг и передал тебе то, что сказала Вильгельмина. Теперь иди, и когда черные люди бросятся на тебя, как волна накатывает на скалу, пусть Бог Отдохновения протянет тебе руку и спасет тебя от смерти.

Эрнест смотрел на бледное лицо старика: на нем застыло странное восторженное выражение, а глаза были устремлены вверх. Эрнест тихо заговорил по-немецки:

– Возможно, мой старый друг, я, как и ты, найду свой Град Отдохновения – и не печалься, если меня проводит туда удар ассегая.

– Я знаю, – откликнулся Ганс. – Но бесполезно стремиться к покою до тех пор, пока его не дарует нам Бог. Ты искал смерти и проходил рядом с ней не раз, но так и не нашел ее. Если будет на то воля Божья – она и сейчас минует тебя. Я знаю, что ты тоже ищешь покоя, брат мой, но мог ли я подумать, что ты станешь искать его там, – и он махнул рукой в сторону Зулуленда. – Мне не надо было приходить и предупреждать тебя, ибо покой – это благословение, и счастлив тот, кто заслужил его. Но нет, теперь я уверен, что ты не умрешь. Зло – чем бы оно ни было – придет к тебе с небес.

– Да будет так! – откликнулся Эрнест. – Странный ты человек. Я думал, ты просто безобидный безумец, но сейчас ты говоришь, как пророк.

Старик улыбнулся.

– Ты прав, я и то и другое. Чаще всего я безумен, я знаю это. Но иногда мое безумие обретает черты вдохновения, туман над моим разумом рассеивается, и я вижу то, чего не видит никто, слышу голоса, к которым вы все глухи… Теперь как раз такой момент, но скоро безумие снова овладеет мной. Однако прежде, чем туман вернется, я поговорю с тобой. Запомни – не знаю, зачем, – что я полюбил тебя всем сердцем, едва увидев твои глаза там, в вельде. Теперь я должен идти, и мы больше не встретимся, потому что я уже приближаюсь к заснеженному дереву, что растет у ворот Города Отдохновения. Теперь я могу видеть в сердце твоем – и вижу в нем горечь и печаль, вижу прекрасное лицо, запечатленное в нем. Ах, и она тоже несчастлива; и она тоже должна найти покой. Но времени мало, туман опускается – а я должен рассказать тебе, что у меня на уме. Даже если у тебя беда, большая беда – будь стойким, терпи, потому что беда – это ключ к небесам. Будь добрым, будь праведным, вернись к Богу, от которого ты отказался, борись с искушениями. О, теперь я ясно вижу! Тебе и всем, кого ты любишь, уготованы радость и мир!

Внезапно Ганс замолчал, оживление на его лице померкло, и оно снова приобрело прежнее придурковатое и дикое выражение.

– Ах, жестокий человек, делайт дыру в живот моя Вильгельмина!

Эрнест подался вперед, напряженно вслушиваясь в бормотание старика. Убедившись, что просветление миновало, он выпрямился и сказал:

– Прошу тебя, Ганс, соберись хоть на миг. Я хочу задать всего один вопрос. Я когда-нибудь…

– Как я остановийт кровь из моя дорогая жена? Кто закройт этот страшный дыра?

Эрнест не сводил с Ганса глаз. Притворялся он – или действительно был безумен? Эрнест так никогда и не узнал ответа на этот вопрос.

Он дал Гансу соверен.

– Это деньги для доктора, который спасет Вильгельмину, Ганс. Хочешь поспать здесь? Я дам тебе одеяло.

Старик без стеснения принял деньги и поблагодарил Эрнеста, однако от одеяла отказался и сказал, что должен уходить.

– Куда же ты пойдешь? – спросил Джереми, с большим любопытством наблюдавший за стариком, но не понявший той части беседы, что велась на немецком.

Ганс с подозрением посмотрел на него.