— Что ты сказал? — Он резко, всем тяжелым корпусом, развернулся ко мне и добавил громче: — Что-то интересное про дополнительный столбец ячеек!

— Можно добавить в схему процентов десять избыточности, — охотно повторил я свою идею. — Наверно, так удастся парировать часть дефектов.

— Но ведь и размер кристалла вырастет, — осторожно заметил ангстремовец, разглядывая меня как диковинного зверька. Увы, но авторитет у меня в кругах профессионалов был вполне адекватен «тайному» прозвищу — «любимчик Шелепина».

— Разумеется. — Я не стал спорить с профессионалом. — Но на первый взгляд может получиться, ведь, в сущности, чип с регулярной структурой в большинстве случаев получается неработоспособным частично! — Последнее слово показалось мне ключевым, и я на всякий случай его повторил: — Это чип логики или функционирует, или нет, а память — почти всегда хоть как-то, но работает!

Сидевший напротив незнакомый товарищ, внимательно прислушивающийся к нашему диалогу, на слове «частично» резко достал, можно сказать вырвал, из внутреннего кармана пиджака продолговатый чехол из лаковой темно-малиновой кожи, ловко вытряхнул из него в подставленную ладонь логарифмическую линейку и начал что-то быстро на ней считать, перебирая инструмент длинными пальцами несостоявшегося пианиста.

— Интересное предложение, — протянул он, не прерывая манипуляций с деревянным прототипом микрокалькулятора. — Точно без специальных исследований не скажу, но навскидку, в оптимуме возможно увеличение выхода годных процентов на пять! А, нет! — Он задергал щегольски окантованным в золотистый металл бегунком с еще большей скоростью. — Надо учесть количество чипов на пластине, получится меньший эффект. Но все равно…

— Можно еще пускать брак как микросхемы меньшей емкости, — добавил я вторую часть идеи. — Наверно, под это будет несложно доработать обвязку.

Теперь на мне и дальнем от начальников конце стола сфокусировалось внимание чуть не половины собравшихся. Стихийно поднявшаяся волна поясняющего идею шепота покатилась в сторону министра, где-то ближе к директорам заводов и НИИ отразилась, как от зеркала, и вернулась обратно спорами и рассуждениями в полный голос. Несколько минут Шокин не мешал, с удивлением, а может, и надеждой прислушиваясь к набиравшему силу бардаку. Но наконец он не выдержал:

— Тихо, товарищи. Кто-нибудь, доложите суть предложения!

Первым, как ни странно, сориентировался в ситуации товарищ Лукин. Поднимаясь со стула, он умудрился блеснуть загоревшей лысиной в луче заходящего за окном солнца, и… Легко перехватил контроль над ситуацией в свои руки, показав настоящий класс управленца 80-го левела с бафом «костер у задницы».

…Дальше все было просто. Я получил награду в виде сомнительного комплимента: «Вот что значит, товарищи, незашоренное мышление». А опытное производство буквально через пару недель выдало «на-гора» совершенно немыслимое количество годных чипов, что-то около тридцати процентов. Из них чуть менее четверти были первоклассными, иначе говоря, имели емкость в 512 бит и попадали в ведение Минобороны. Остальные чипы, те, что раньше шли в брак, расхватывались едва ли не в драку «обычными» ведомствами.

Более того, выяснилось, что никого тут не смущает память ЭВМ в 8 килобайт, набранная, к примеру, из целой тысячи 64-битных микросхемок.[391]Мне это казалось дикостью, анахронизмом, но разработчики почитали за большую удачу поставить «нереально» быструю SRAM на свои изделия.

Первая планка на пути к персональному компьютеру была взята, но тогда, жарким летом 1968 года, я этого попросту не заметил.

С процессором все было… Если говорить мягко, то в конкурсе терминов победу наверняка бы одержало слово «неоднозначно». Поначалу задача казалась почти тривиальной, как говорил кто-то из классиков, «…проект был большим, но простым — его поддерживало правительство».[392]Старт прошел необычайно легко, игровые автоматы серии «Денди», по сути, примитивные 8-битные компьютеры, массовое производство приняло с распростертыми объятиями. Разумеется, не просто так, страшно представить, какой немыслимой силы пинок был для этого «отвешен» с высших эшелонов власти.

Удалось победить и «детские болезни», тут здорово помогло бета-тестирование в нашем НИИ и… возможность «по-коммунистически» использовать ресурсы, или, говоря проще, плевать на экономику. Любой капиталист при одном лишь упоминании «ручной подгонки» полез бы за таблетками, а от счета «за технологическую оснастку» слег с сердечным приступом, но страна, запустившая на орбиту первый спутник, оказалась неизмеримо выше таких мелочей. И меня это, как ни странно, радовало — уж лучше пусть высококвалифицированные сборщики получают деньги за «Денди», а не за очередной «танчик» или «самолетик», или что там нынешние генералы считают актуальным ответом на «зверский оскал НАТО».

Так что еще год назад казалось: вот только правильно отрисовать «проводки» «на кремнии» и можно занимать очередь в кассу — получать премию. Однако скоро выяснилось, что перенести на кристалл все «один в один» невозможно. Тут задержка лишняя, там кусочек схемы получился в неудобном виде, транзисторов многовато выходит, да и вообще… Все самые лучшие идеи пришли в голову инженерам в аккурат на следующее утро после сдачи «в серию». Несмотря на мои слабые протесты, пошла раскрутка страшного маховика доработки и улучшения.[393]

Первая версия «Денди» была сделана впопыхах, без особых архитектурных затей, и по сути являлась безрегистровой двухадресной машиной[394]наподобие первых «Минсков».[395]То есть в роли регистров выступал весь объем ОЗУ, а любая машинная инструкция могла использовать не более двух ячеек памяти. Таким образом, результат операции сложения автоматически записывался на место одного из слагаемых. Это был шаг вперед по сравнению с трехадресными БЭСМ-4 или М-20, в которых нужно было явно указывать следующую, как бы третью ячейку, но за сокращение длины кода пришлось «платить» пересохранением данных для повторного использования.