захотелось поговорить с этим мужиком, одетым в кремового цвета вязаный свитер и джинсы. Позже, уже на улице, он осознал до конца, почему это произошло. Просто он устал за последние полгода от общения с однотипными людьми, причем именно с теми, с кем до этого в жизни и здороваться не приходилось. Либо менты, либо зэки или бандиты — другого выбора у него просто не было. А перед ним сидел простой, нормальный человек. Такой, как его отец, как друзья отца. Как отцы его институтских друзей.

— Мы спешим? — повторил он вопрос врача. — Да, жить спешим! Вернее, это просто так кажется, что мы спешим, а на самом деле жизнь ускорилась!

— Да слышал я про все это! — махнул рукой мужчина. — Все это чушь! Жизнь для кого ускорилась, для кого замедлилась. Я говорю в целом. Вот раньше мы учились, женились, работали, делали карьеру… И не перли сразу, как баран на новые ворота: «Дай! Дай мне «Мерседес», дай мне денег мешок!»

— А что же в этом плохого? Ну, в том, что сейчас люди имеют возможность заработать? Раньше, при коммунистах, как я слышал, то того нет, то сего нет! А сейчас все есть — только деньги зарабатывать не ленись!

— Меня зовут Павел, — неожиданно представился незнакомец.

— А отчество ваше?..

— А-а, не стоит, — вновь махнул рукой тот. — Знакомство у нас с тобой кабацкое — на полчаса, так что зови просто Павел. Павликом не нужно, а вот Павел — в самый раз! Тебя-то как зовут?

— Григорий.

— Вот ты скажи мне, Григорий, деньги ценить нужно?

— Что за вопрос! Конечно!

— А когда человек их ценит?

— И когда же?

— Когда он сам заработал! А ежели он их жульничеством приобрел или еще другим каким нечестным способом, так они у него не задерживаются и впрок не идут!

— Это вы к чему клоните?

Григорий уже давно заметил, что подсевший за его столик мужчина явно чем-то расстроен, причем здорово. Русло выбранного разговора подсказало парню, что, скорее всего, у мужика проблема с сыном или дочерью.

— А к тому, что ваше поколение трудиться разучилось. Все хотите сразу, нахрапом взять! Раз — и в дамки! А в жизни так не бывает! Ее строить постепенно нужно, день за днем, день за днем!

— По-вашему, Павел, выходит, что если человеку подфартило или он штуку баксов случайно нашел — так их выбросить нужно, да?

— Да я не про это говорю!

— А про что же?

— Главного у вас нет — цели! Насшибать денег не может быть целью! Поэтому вместо дороги вперед получается бег по кругу!

— Как вы сказали? Бег по кругу?

Услышанная от собеседника фраза поразила его. Она тотчас напомнила Парфену о его совсем недавних мыслях.

— Да, по кругу. Словно псина бродячая — нашел кусок, слопал, пока другие не отняли, и дуй дальше, в поисках следующего. И так без конца, пока собачники не отловят или другая зверина насмерть не покусает!

«Дело, деньги, бляди, сауна, тюрьма…» Парфену-Волдырю показалось, что есть в этом какая-то своя неизбежная правда.

За столом повисло неловкое молчание. Врач хмуро смотрел в стол, сжимая и разжимая сильные пальцы. Григорию же просто нечего было возразить.

— Ты уж извини меня, парень, — вдруг неожиданно вскинул на Парфена взгляд собеседник и резко поднялся, вымученно улыбнувшись, добавил: — Не суди отца строго.

После чего еще раз махнул рукой и быстро пошел к своему месту. Сорвав со спинки стульчика пальто, на ходу нацепив шапку, стремительно вышел из заведения. Чтобы скрыть навернувшиеся на глаза слезы, как подумал Григорий.

«Не суди отца строго!» — последние слова выбежавшего на улицу человека звенели у него в голове. Перед глазами вновь встал тюремный двор и отец с нестерпимой болью во взгляде. Разом поседевший, постаревший родитель. Он смотрел, как его сына упаковывают в «воронок»…

Гришка недоуменно уставился на бутылку — она была пуста. Он не заметил сам, как выпил все пиво. Поднявшись, он подошел к стойке и попросил банку джин-тоника.

— Ты не обижайся на Семеныча, — неожиданно сказал бармен — парень, года на четыре постарше его. — У него ведь сына недавно убили.

— Да я так и понял, — ответил Гришка. Получив напиток и сдачу, он покинул «Север».

Выйдя из кафе, огляделся. Район ему был знаком, рядом текла Москва-река. Сориентировавшись, он пошел к набережной.

Погода стояла чудесная. Ветра не было совершенно. Небольшой морозец оставлял свежее дыхание на щеках. Снег хрустел под ногами.

«Бег по кругу… Надо же, вот прицепилось! Чемодан вот не забивает себе голову всякой херней! Накурится, ширнется, блядей оттрахает — и счастлив донельзя! Хорошо, — принялся рассуждать он дальше. — У нас, у «пехоты», понятно — бег по кругу и все такое. Но вот у Мирона получается тоже бег по кругу? Ведь цель-то одна — лавье срубить. Только у нас: дело — бабки — сауна, а у него: бабки — дело — Канары. Но в итоге все равно либо тюрьма, либо… пришьют, как я Улыбку».

Перед глазами Парфена на секунду вновь нарисовался тот памятный момент, когда он нажимал на курок, а Василий Смирнов, уголовный авторитет по кличке Улыбка, недоуменно, как-то по-детски растерянно смотрел на него.

«Ты чего это?! Я же крутой, а ты кто?!» — говорил его взгляд в эту секунду.

«Крутой — не крутой, а одной пули хватило! — криво усмехнувшись, сплюнул на снег Парфен. — Цель! Сейчас у меня только одна цель — выбраться из всей этой кутерьмы!»

Григорий шел вдоль гранитного ограждения, снег похрустывал под его ногами.

* * *

Проснулся Парфен на снятой ими с Игорем квартире. В голове вовсю клубилась похмельная боль, перекатываясь с затылка на лоб. Внутри было пусто, и душу не покидала какая-то тупая, щемящая тоска.

Игорек трудился на кухне. Как заметил Григорий, парень пил вечером мало. Помаявшись чуток в зале, Парфен полез в ванную. Приняв контрастный душ, он почувствовал себя несколько лучше.

— Пошли хавать, братан! — услышал он басок напарника. — Если хочешь, в холодильнике пиво и «смирновка».

Григорий никогда раньше не похмелялся, но на этот раз решил махнуть рюмашку. От водки действительно стало легче и, самое главное, отпустило душу.

— Погнали в офис. Папа тебе звонил.

— А что, Мирон уже в Москве?

— В шесть утра прилетел.

— А сейчас сколько?

— Почти двенадцать.

— А что же ты не разбудил меня?

— Мирон сказал: «Не горит, пусть отсыпается!»

Вскоре Игорь садился за руль их тачки. Григорий устроился рядом. Машина побежала по забеленной снегом Москве.

* * *

— Привет, Волдырь. Говорят, ты прямо орел лихой! — Мирон по-братски обнял своего нового бригадира. —