Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Опять же от различных спекулянтов и кубышечников сильно мне досталось. Я люблю простор, волю, свободное обращение, а меня запихнут куда-нибудь под матрас, пока я вырасту. А какой может быть рост среди клопов и тараканов в грязной тряпке! Мне для правильного роста, если хотите знать, необходима хорошем, культурная сберегательная касса. Там я действительно чувствую себя человеком — расту и развиваюсь. А в кубышке — помилуйте, разве это жизнь? В кубышке я бог знает во что превращаюсь, не валюта, а, извините за выражение, каш-то греческая драхма или фунт стерлингов! Тьфу! И до юго это меня заездили всякие спекулянты и мешочники, «то сказать не умею. Разве же это для уважающей себя валюты дело?
Но в самые черные дни я не терял надежды. Я знал, что советский народ меня в обиду не даст. Выручит. И действительно, я не ошибся.
Посмотрел на мое положение трудовой советский народ и сказал: «Глядите, братцы, что-то наш кровный рубли) захирел, ослабел малость, шатается, того и гляди, упадет Давайте-ка его, братцы, укреплять». А уж что советский трудящийся народ скажет, то верно.
Как прослышали спекулянты да кубышечники, что советское правительство меня укреплять будет, свету белого невзвидели. Как кинутся, пользуясь моей слабостью, в магазины — и ну покупать! Покупают, хватают, домой тащат, а чего — сами не разберут. Лишь бы чего-нибудь хапнуть.
Одна божья старушка, закоренелая спекулянтка, впопыхах в зоологический магазин заскочила и двух удавов, не торгуясь, купила и в кубышку вместо меня сунула. Дескать, пускай удавы лежат под матрасом и в цене растут.
А один старичок-мешочник два мотоцикла купил. На силу домой доволок. А что с ними делать — и не знает, потому что он, кроме как на крыше поезда, ни на чем ездить не ученый. Стал их запускать — так на одном горючем разорился.
А вот, например, когда я сюда, на встречу Нового года шел, на такую картину наскочил: сидит на сугробе гражданин и плачет.
— Что с вами? — спрашиваю. — Почему плачете?
А он отвечает сквозь глухие рыданья:
— Опоздал. Тринадцать часов.
— Как, — говорю, — тринадцать часов, когда еще только половина двенадцатого?
А он плачет, разливается:
— Может, у других людей двенадцать с половиной, а у меня ровным счетом тринадцать, и не знаю, что с ними делать.
— Чего тринадцать?
— Да часов же! Часов! Тринадцать штук. Восемь будильников, четверо столовых да одни заграничные штампованные. Уже золотые до меня все расхватали. Опоздал.
— Так тебе, дураку, и надо, — сказал я. — Теперь тебе не на что и Новый год встретить. Сиди и рыдай.
И поспешил сюда.
Итак, дорогие товарищи и граждане, я очень рад встретить наступающий Новый год среди вас, умных людей, которые знают, что чем крепче и тверже рубль, тем лучше жить, тем скорее придем мы к счастливому будущему. С Новым годом, дорогие друзья! С Новым счастьем!
Ионыч из Вашингтона
Многострадальную Европу постигло новое бедствие.
В Европе появилась группа бодрых американских джентльменов. Они путешествуют.
Мы знаем, что американцы любят путешествовать. И мы всячески приветствуем эту их неукротимую любовь к туризму. В самом деле, почему бы богатому, хорошо обеспеченному и не слишком обремененному работой человеку немножко не поколесить по земному шару?
Так сказать, людей повидать и себя показать!
Но, к сожалению, в данном случае к туризму — в его чистом виде — примешиваются некие элементы чисто американского бизнеса.
Упомянутые американские джентльмены являются не просто туристами, а в некотором роде туристами политическими, так как они одновременно члены конгресса.
Как известно, им было поручено совершить поездку но Европе в целях детального изучения вопроса о потребностях Европы в соответствии с «планом Маршалла».
У почтенных туристов широкие задачи, к туризму реющие крайне отдаленное отношение.
В странах, которые они посещают, их интересует внутренняя политика и программа, продовольствие и сель-мн хозяйство, уголь, рабочая сила, денежное обращение и доходы и даже такой довольно страшный для путешественников вопрос, как, например: в какой степени синтетические жиры и масла заменяют натуральные продукты?
Их самым жгучим образом интересуют вопросы:
Какое экономическое значение имеют для Голландии политические «беспорядки» в Индонезии?
Какое значение имеет для Швеции импорт из СССР?
Явилось ли предоставление кредита СССР бременем для экономики Швеции?
Каковы шансы для создания таможенного союза в Западной Европе?
Носили ли забастовки и другие волнения в промышленности главным образом экономический или политический характер?
И многое, многое другое хочется знать дотошным путешественникам-конгрессменам.
Они мыкаются по Европе из страны в страну и всюду суют свой нос.
Кое-где они ведут себя с развязностью нувориша, попавшего в универсальный магазин.
Они думают, что в Европе все продается — правительства, парламенты, президенты, политические партии, банки, акционерные общества.
Они не стесняются распекать целые нации и делать строгие выговоры народам.
Они сварливо придираются ко всему.
Увидели, что парижане сидят в кафе, и тут же по-хозяйски распекли парижан:
— Не по кафе нужно сидеть, господа, а дело делать! Так-то!
Не понравились им англичане — и они тут же понизили их в ранге:
— Вот что, дорогие союзнички, вы уже больше у нас не великая держава. Хватит. Попили нашей кровушки. Теперь походите у нас в лимитрофах.
Они строги, но справедливы. Одних они казнят, других милуют.
Увидели Голландию — понравилась Голландия. Говорят голландцам:
— Ничего! Вы нам нравитесь — здорово угнетаете свои колонии, не стесняйтесь, лупите индонезийцев! Очень хорошо. Гуд бай! Вы у нас, у американцев, заслужили. Будет вам помощь. Не сомневайтесь!
Словом, хлопот полон рот. Где уж тут думать о туризме!
Есть у Чехова прелестный рассказ «Ионыч». В нем рассказывается жизнь некоего провинциального врача Старцева.
И заканчивается этот рассказ так:
«Прошло еще несколько лет. Старцев еще больше по полнел,