— Все, что сделал доктор Морс, нам помогло, — быстро сказала Ева. Ей казалось, что еще немного — и она не выдержит.

Они остановились у двойных дверей с маленькими круглыми наблюдательными окошками, затянутыми защитной сеткой. Никси хотела взять Еву за руку, но та стояла, глубоко засунув руки в карманы. Пришлось довольствоваться рукой Миры.

— Они там?

— Да, — ответил Морс. — Ты готова войти? Никси лишь кивнула.

«Она, конечно, почувствует запах, — думала Ева. — Какими бы стерилизаторами они ни пользовались, запах смерти все равно остается, его замаскировать невозможно. Она услышит запах и никогда его не забудет».

— Можно мне сначала увидеть папу? Пожалуйста. Ее голос чуть-чуть дрожал. Взглянув вниз, Ева увидела, что девочка бледна, но ее личико сосредоточенно и полно решимости.

«И я этого никогда не забуду, — продолжила она мысленный разговор с собой. — Мне никогда не забыть, какое нужно мужество, чтобы вот так стоять и ждать, пока твоего отца — не какого-нибудь монстра, а настоящего отца! — выкатывают на подносе из стального ящика. А ведь Никси совсем еще ребенок!»

Морс замаскировал рану на горле своими волшебными средствами и задрапировал тело чистой белой простыней. Но мертвец все равно мертвец.

— Можно мне его потрогать?

— Да.

Морс подставил табуретку, помог Никси взобраться на нее, а сам встал рядом, бережно поддерживая ее за локоть. Девочка легонько провела пальчиками по щеке отца.

— У него лицо колючее. Он иногда нарочно меня щекочет, и я смеюсь. В ящике так темно…

— Знаю. Но там, где он сейчас, там не темно. Никси кивнула, безнадежные, неудержимые слезы потекли по ее лицу.

— Он должен уйти в рай, хотя он и не хотел.

Когда она наклонилась, вытянула шейку и прижалась губами к щеке отца, Ева почувствовала, как горячий ком подкатывает к ее горлу.

— Можете его обратно спрятать. — Никси слезла с табуретки и взяла бумажный носовой платок, который протянула ей Мира. — Можно мне теперь посмотреть на Койла?

Она коснулась волос брата, вглядываясь в его лицо так внимательно, что Еве показалось: она вновь пытается увидеть его живым.

— Может, теперь ему разрешат все время играть в бейсбол. Он больше всего любит бейсбол.

Она попросила увидеть Ингу и ее тоже погладила по волосам.

— Инга иногда пекла печенье — сладкое, с сахаром. Она делала вид, что это секрет, но я знаю, мама говорила ей, что это ничего, можно.

Опять Никси слезла с табуретки. Бледность ушла с ее лица, оно раскраснелось от слез. Ева видела, как она вся дрожит, стараясь их удержать.

— Линии здесь нет. Они ее уже забрали. Не дали мне посмотреть, не дали попрощаться. Я знаю, они злятся на меня…

— Они не злятся. — Ева изо всех сил старалась, чтобы ее голос не дрожал. — Я сегодня виделась с мамой Линии, она вовсе на тебя не злится. Она горюет, как и ты. Она горюет, ей очень тяжело, но она не злится на тебя. Она спрашивала о тебе. Хотела убедиться, что с тобой все в порядке.

— Она не злится на меня? Поклянись!

У Евы все переворачивалось в желудке, но она заставила себя не отводить глаз. Если ребенок может держаться, видит бог, она тоже сможет.

— Она не злится, клянусь. Это я не могла позволить тебе пойти попрощаться с Линии, так что это я виновата. Это было небезопасно, и это было мое решение.

— Из-за плохих парней?

— Да.

— Тогда это они виноваты, — просто сказала Никси. — Я теперь хочу увидеть мою маму. Ты пойдешь со мной?

«О господи», — мысленно простонала Ева, но взяла Никси за руку и подошла к ящику, который вытащил Морс.

Еве уже хорошо было знакомо это лицо. Красивая женщина, очень похожая на дочь. Теперь ее лицо было белым, как воск, с легким налетом потусторонней синевы. И на ощупь оно было как будто восковым. Такая неживая мягкость бывает только у мертвых.

Пальчики Никси задрожали в ее руке. Девочка наклонилась и дотронулась да этого воскового белого лица. Из ее груди вырвался тихий, протяжный, мучительный стон. Она опустила голову на белую простыню, закрывавшую грудь ее матери.

Подождав несколько минут, Мира вышла вперед и ласково погладила Никси по голове.

— Она была бы рада, что ты пришла попрощаться с ней. Она гордилась бы тобой, потому что ты смогла. Ты можешь попрощаться с ней сейчас, Никси?

— Я не хочу!

— Да, детка, я понимаю, и она тоже понимает. Прощаться так трудно.

— Ее сердце не бьется. Когда я садилась к ней на колени и наклоняла голову вот так, я слышала, как бьется ее сердце. А теперь не бьется.

Никси подняла голову, прошептала: «Прощай» — и в последний раз слезла с табуретки.

— Спасибо, что позаботились о них, — сказала она Морсу.

Он лишь кивнул в ответ, прошел к дверям и распахнул их. Когда Ева проходила мимо него позади Миры и Никси, он взял ее за локоть и прошептал:

— На этой работе вроде бы ко всему привыкаешь. — Его голос охрип, говорил он с трудом. — Думаешь, что со всем можешь справиться, все выдержать. Но, господи боже милостивый, эта девочка уложила меня на обе лопатки.

Рорк остановился возле них и негромко произнес:

Сияли небеса в ее очах,

Величие виднелось в каждом шаге,

А в каждом жесте милость и любовь.

Вот теперь, взглянув на Рорка, Морс сумел улыбнуться:

— Отлично сказано. Я провожу вас к выходу.

— Это откуда? — спросила Ева. — То, что ты только что прочитал?

— «Потерянный рай». Написано поэтом по имени Джон Мильтон[13]. Мне показалось, что это самые подходящие слова: то, что мы сейчас видели, это самая высокая поэзия.

Ева перевела дух:

— Давай отвезем ее назад.

Когда они вернулись, Мира отослала Никси наверх с Соммерсетом, пообещав, что скоро поднимется к ним сама. Рорк, видимо, что-то почувствовал, извинился и отправился работать.

— Я знаю, как вам было трудно… — начала Мира.

— Дело не во мне.

— Любое ваше дело затрагивает вас до какой-то степени, иначе вы не смогли бы так хорошо выполнять свою работу. У вас есть особый дар, умение сочетать объективность с состраданием.

— Сегодня утром вы говорили совсем по-другому.

— Да, потому что Никси в вас нуждалась. Рано или поздно ее раны заживут. Она необыкновенно сильный человечек. Но, чтобы начать выздоравливать, ей было необходимо это.

— Ей понадобится нечто гораздо большее. Я ведь говорила вам, что Дайсоны не хотят ее брать.