Аннушка послушно записала номер телефона Крячко, после чего выпустила его из купе. Крячко, слыша, как она запирает замок изнутри, подумал: «Видно, сильно ее Мирон напугал. И как это она решилась про его безбилетников рассказать?» Постояв с минуту возле двери, он тряхнул головой, отгоняя внезапно заявивший о себе сон, и отправился в двенадцатый вагон на встречу с Шакиром.

В купе в штаб-вагоне, где мирно спал Гуров, Крячко ввалился ближе к полуночи. Пришел не один, а с насмерть перепуганным проводником по прозвищу Шакир. Настоящее имя Шакира оказалось куда прозаичнее вычурного прозвища. По паспорту он значился как Семен Иванов, а прозвище свое получил за пристрастие к колумбийской певице и фотомодели, чьими снимками его купе было обклеено сверху донизу. Когда Крячко заявился в его вагон, Шакир домывал туалеты, насвистывая под нос веселую песенку.

Поначалу разговор шел мирно. Крячко поинтересовался его дружбой с проводником Мироном. Шакир заявил, что никакой дружбы и в помине не было. Ну, выпили пару раз по банке пива, пока состав в Москве отстаивался. А что такого? Правилами это не возбранялось, если отправление через сутки. Надо же как-то время убить. На этом, по словам Шакира, его дружба с Мироном и заканчивалась. Но Стас ему не поверил. Его интересовало все, что Мирон когда-либо говорил о своих друзьях, знакомых и родственниках. Где живут, чем занимаются, насколько близкие отношения имеют с Мироном.

Шакир пытался доказать, что таких разговоров с Мироном не вел. Говорили ли они о бабах? Вроде да, но ничего конкретного. Про родственников не упоминал, а друзей, насколько мог судить Шакир, у человека, подобного Мирону, и быть не могло. Тем не менее он вроде бы искренне пытался вспомнить, о чем за пивом вещал Мирон. Пытался, да не мог. Крячко же считал, что тот увиливает от ответа. Он снова и снова задавал одни и те же вопросы, поворачивая их то в одну, то в другую сторону.

И, наконец, добился своего. Шакир прокололся. Когда Стас заявил, что, по словам других проводников, у Мирона помимо костомукшской гражданской жены имелась еще одна, где-то в Краснодаре, Шакир ляпнул, что все это не более чем сплетни, Мирон дальше Ростова в жизни не бывал. А когда слова слетели с губ, испугался и замолчал. Но было поздно, Стас ухватился за эти слова и выпускать добычу из рук не собирался.

Но после первого прокола Шакиру как язык отрезало. Он сидел и молчал, не желая говорить ни про Ростов, ни про что другое. Два часа Крячко убил на уговоры, а потом вконец разозлился. «Не желаешь по-хорошему, будет по-плохому», – заявил он, после чего схватил Шакира за ворот форменной рубахи и потащил в штабной вагон. По дороге тот брыкался и лягался, пытаясь вырваться, а Стас продолжал тащить его за собой, приговаривая на ходу: «Не захотел мне говорить, я тебя к своему боссу отведу. Уж он знает, как из подозреваемых нужные сведения выбить». С каждым пройденным вагоном Шакир пугался все сильнее, и к моменту, когда дверь купе, в котором спал Гуров, отъехала в сторону, буквально трясся от страха.

Гуров поднял голову с подушки и хриплым спросонья голосом прорычал:

– Какого черта? Жить надоело?

Фраза эта оказалась как нельзя кстати, а, в совокупности с растрепанным видом и всклокоченными волосами, картинка получилась что надо. Услышав вопрос, Шакир затрясся еще сильнее. Крячко грубо втолкнул его в купе и захлопнул за собой дверь, демонстративно щелкнув замком.

– Что происходит? – испуганно проблеял Шакир. – Вы не имеете права!

– О правах вспомнил? – гаркнул Стас, пряча довольную улыбку. – Хочешь, чтобы я зачитал тебе твои права? Зачитал, прежде чем предъявить обвинение в соучастии в убийстве?

– В каком убийстве? – Шакир отшатнулся от Крячко и, налетев на полку, рухнул вниз.

– В самом настоящем убийстве, – склонившись над Шакиром, прошипел Стас. – Совершенном с особой жестокостью. Часть вторая, статья сто пятая УК РФ.

– О боже, о чем вы говорите?! Я в жизни никого и пальцем не тронул, – проблеял Шакир.

Гуров не знал, кто перед ним и почему Крячко притащил его сюда, но он отлично понял, какую игру тот затеял. Сегодня не будет «доброго» и «злого» полицейского. Сегодня все полицейские – злые. Он поднялся в полный рост, хрустнул суставами и неспешно произнес:

– Несговорчивый попался? Дай, я с ним потолкую. – Лев снова хрустнул пальцами. – Люблю после сна размяться.

Крячко отступил в сторону. Шакир перевел взгляд на Гурова и начал отползать в угол, уверенный, что скоро его начнут бить.

– Послушайте, произошло какое-то недоразумение, – зачастил он, пытаясь отсрочить расправу. – Я не тот, кто вам нужен. Ваш друг ошибся.

– Мой друг никогда не ошибается, – с нажимом произнес Гуров. – Раз он сказал, что ты виновен, значит, так и есть. Сто пятая статья, да еще часть вторая…

– Да не убивал я никого! – завопил Шакир. – Ну, скажите, кого я убил?

– Хочешь для начала поговорить?

– Брось, Иваныч! – не желая называть фамилию друга при Шакире, сердито произнес Крячко. – Я на него два часа убил, а он так и не раскололся. Говорю тебе, добровольного признания не будет.

– Слышишь, что мой друг сказал? Говорить ты не желаешь.

– Желаю! Я очень желаю говорить, – для убедительности яростно затряс головой Шакир. – Просто не знаю – о чем? А он твердит все одно: скажи да скажи. И про статью только сейчас сказал. Знай я раньше, сразу объяснил бы, что не убийца.

– Позволь тебе кое-что разъяснить, – присаживаясь на корточки возле Шакира, произнес Гуров. – Формулировка «с особой жестокостью» подразумевает под собой не только определенные действия, но и бездействие. При квалификации убийства понятие особой жестокости связывается как со способом убийства, так и с другими обстоятельствами. Пояснить? Поясняю: сюда относятся случаи, когда перед лишением жизни или в процессе совершения убийства к потерпевшему применялись пытки, истязание или глумление. А соучастником такого преступления квалифицируется человек, знавший о намерении другого лица совершить подобное убийство или предполагавший совершение подобного преступления. Ну или скрывший от следствия обстоятельства дела, позволившие бы разоблачить преступника.

Произнося последнюю фразу, Гуров надеялся на то, что человек, сидящий перед ним, не силен в Уголовном кодексе, так как, применяя тактику запугивания, он не особо заботился о том, чтобы точно воспроизвести букву закона. Шакир в Уголовном кодексе не смыслил ничего, зато угрозу своей дорогой шкуре чувствовал за версту. Едва миновав порог купе, он понял, что шутки кончились, и теперь разговор пойдет по-взрослому, поэтому, набрав в грудь побольше воздуха, выпалил, будто в омут с головой кинулся:

– Знаю три места, куда мог податься Мирон!

– Ну вот! Так бы сразу и сказал, – спокойно отреагировал Лев. – Поднимайся, нечего на полу сидеть. Беседовать лучше, когда глаза собеседника видишь.

Крячко помог Шакиру подняться, усадил его на полку напротив Гурова, сам сел рядом и произнес: