Разве эти рассуждения, по сути, не являются компьютерной версией идей, которые отстаивали Хайек и Джекобс, Кор и Шумахер? Мы не можем точно сказать, что эти или какие-то еще мыслители были наставниками интернет-первопроходцев, однако нельзя отрицать, что такова была общая идейная атмосфера, и в ней жили как ученые-компьютерщики, так и все остальные. Будучи плодом эпохи, помимо прочего, негативно настроенной по отношению к централизованному планированию и центральной власти, интернет поистине стал символом своего времени.

В 1982 г. Винт Сёрф и его коллеги выпустили одно из немногих распоряжений, опираясь на ту ограниченную власть над своим детищем, которая у них все же имелась. «Кто не применяет TCP/IP, тот исключен из Сети»{327}. Именно с этого требования по-настоящему начался интернет, по мере того как к нему стали подключаться компьютеры по всему миру. Как и многие новинки, интернет первое время удивлял скорее концепцией, чем впечатляющей функциональностью. Но, как обычно, человеческий фактор изменил ситуацию, ведь присоединившиеся обнаружили, что могут писать письма и обсуждать разные вопросы с коллегами-компьютерщиками — первыми обитателями сети. Интернет 1980-х гг. был загадочной, волшебной территорией, словно тайное сообщество для избранных.

Что же представлял собой интернет в 1982 г.? Определенно, он ничем не напоминал сегодняшний. Не было ни World Wide Web (www), ни Yahoo! ни Facebook. Сеть была исключительно текстовой и могла передавать только словесные сообщения. А главное, она не являлась массовым каналом коммуникаций в нашем понимании. В то время она распространялась только на большие компьютеры в университетах и органах власти и работала главным образом на линиях связи, арендованных у AT&T (в качестве дополнения в 1986 г. федеральное правительство начало прокладывать собственную физическую сеть NFSNET). Когда же концепция сети, соединяющей все сети, была готова, понадобилась другая революция, которая принесет ее людям. И эта трансформация — скорее промышленная, чем технологическая, — займет еще одно десятилетие. Для начала нужно сделать компьютер персональным.

В этой части рассказывается о новом воплощении корпораций. Здесь мы увидим, как в последние два десятилетия XX в. поверженные титаны прошлого оправились после падения с трона. Кинематограф и вещательные сети воссоединились с новыми кабельными компаниями и сетями в виде гигантских конгломератов по модели Time Warner, которая по-новому объединила самые разные сферы бизнеса. В то же время AT&T, раздробленная в 1980-х гг., в начале 2000-х смогла восстановиться и заново сформировать каркас системы Bell.

В каждом из этих случаев мощное, почти магнетическое притяжение чего-то огромного медленно притянуло кусочки разбитых империй обратно. Эти силы притяжения, как мы увидим, несколько различаются в сфере развлечений и коммуникаций, но тем не менее результат одинаков. В индустрии развлечения большой масштаб позволяет сгладить огромные риски, присущие производству крупных, дорогих продуктов. В коммуникациях же соблазны размера и монополии рождаются из стремления управлять полностью интегрированной системой, в которой можно контролировать все возможные источники дохода.

И все же в этих восстановленных индустриях чего-то не хватает — утрачена некая часть. И эта часть — чувство ответственности перед обществом. Прежние империи были по-своему деспотичны и держались за власть, но, несмотря на это, каждая в определенной степени служила обществу — официально или неформально. В идеале это были просвещенные деспоты. Однако мораль новых индустрий гласит: прибыль и акционерная стоимость для информационной компании превыше всего. Таким образом, воссозданные империи обладают прежним телом, но иной душой.

Информационные гиганты, появившиеся в 1980-е гг., во многом соединили в себе худшие черты обеих форм — открытой и закрытой. Новые империи обладали той же мощью, но без печати благородства. И к концу 1990-х гг. стало казаться неизбежным, что вскоре контролировать весь мир информации будут лишь два титана: компании, вышедшие из Bell, и медиаконгломераты.

Летом 2008 г. я разговаривал с Ральфом Ли Смитом, горячим сторонником кабельного ТВ и фолк-музыкантом, виртуозно играющим на цимбалах. Мне захотелось спросить, оправдал ли кабель его ожидания. Помолчав, Смит ответил, что «с ним уж точно стало свободнее дышать». Потом он подумал еще и наконец признался: «Мне кажется, что люди с деньгами меня сильно обогнали».

В 1970-х гг. мечтатели от культуры с помощью сторонников из администрации Никсона дали толчок к освобождению кабельного телевидения из тюрьмы законодательных ограничений. Но пора жесткого государственного управления, на которое надеялись и бюрократы, и идеалисты, так никогда и не наступила.

Те, кому предстояло решить дальнейшую судьбу кабельного ТВ, были сделаны из другого теста, чем Смит или тот же Фред Френдли. Примерно в то же время, когда Смит, Фонд Альфреда Слоуна и Федеральная комиссия по связи обдумывали будущее кабеля согласно своим представлениям, бизнесмен по имени Тед Тёрнер занимался приобретением WJRJ — маленькой УВЧ-станции в Атланте, которая все еще вещала в черно-белом варианте. И едва заполучив свою первую станцию, Тёрнер начал лелеять грандиозные планы захвата телевизионного рынка. Этот замысел был основан на идее кабельной сети. «За последние 25 лет телевидение пришло к плачевным результатам. Я намерен повернуть его обратно, пока не слишком поздно», — объявил Тёрнер, и его пламенные слова оказались пророческими{328}.

Тед Тёрнер едва ли нуждается в представлении. Широкой публике он известен в основном как тщеславный эксцентричный хулиган, основавший CNN. Однако в чем он действительно может претендовать на бессмертную славу, так это в создании совершенно новой отраслевой модели: Тёрнер сделал телевидение открытым. Может быть, излишне упоминать об этом, но Тёрнера недооценивают как новатора в своей отрасли. А ведь именно он сделал ключевой шаг в осознании потенциала кабеля: благодаря ему канал информации, изобретенный в 1926 г., в конце концов вступил в эпоху предпринимательства и экспериментов. Дело в том, что Тёрнер на практике начал использовать кабельные линии не только для отдельных каналов, но и в качестве платформы национальной телесети. Он стал первопроходцем кабельной сети, потому что видел возможности кабеля в гораздо более широкой перспективе, чем просто дополнение к вещательному ТВ.