Обратился к миру и президент США: Несмотря на то, сказал он, что полуостров изменил курс и направляется в неведомую точку на юге, Соединенные Штаты никогда не откажутся от принятых на себя обязательств и от своей ответственности по защите цивилизации, свободы и мира, однако теперь, когда народы Пиренейского полуострова оказались в зоне противоборствующих влияний, они не могут рассчитывать, так и сказал и ещё повторил: Повторяю, не могут рассчитывать на помощь, которая ожидала бы их в том случае, если бы их будущее оказалось неразрывно связано с судьбой американского народа. Это все предназначалось для мирового общественного мнения, но в уединении Овального кабинета, под позвякиванье кубиков льда в стакане с «бурбоном», президент сказал своим советникам: Эх, прибило бы их к Антарктиде — и гора с плеч, а то носит из стороны в сторону, как прикажете иметь с ними дело, какая стратегия это выдержит, и что нам теперь проку от наших военных баз, разве что нанести ракетный удар по пингвинам. Один из советников заметил, что новый курс полуострова при ближайшем рассмотрении может оказаться не так уж и плох: Они спускаются в створ между Африкой и Латинской Америкой, мистер президент. Да, это сулит определенные выгоды, но может также и осложнить ситуацию в регионе, привести к неповиновению, и тут под воздействием, вероятно, какого-то досадного воспоминания президент так стукнул кулаком по столу, что подскочил улыбающийся портрет «первой леди». Самый старый советник вздрогнул от неожиданности, огляделся по сторонам и сказал: Поосторожней, мистер президент, не надо кулаком стучать, сами знаете, чем это чревато.

Теперь это похоже не на распяленную бычью шкуру, а на исполинский кремниевый нож, вроде одной из той поделок, что служили людям в доисторические времена, которую терпеливо и кропотливо обтесывали с разных сторон, пока не получалось некое орудие, чья верхняя часть ловко и удобно охватывалась ладонью, а нижняя становилась пригодной для того, чтобы ею скоблить, рубить, резать, копать, отмечать, рисовать, а также — мы и по сей день не сумели одолеть это искушение — чтобы ранить и убивать. Полуостров прекратил вращение вокруг своей оси и спускается перпендикулярно вниз, по направлению к югу, куда-то между Африкой и Центральной Америкой, как следовало бы сказать советнику американского президента, и формой своей совершенно неожиданно для тех, кто ещё помнил, как выглядел он на карте, разительно напоминает оба континента, окружающие его с двух сторон: мы видим на севере Португалию и Галисию, заполняющие с запада на восток все его пространство, затем эта громадина сужается, слева выпирает округлость Андалузии и Валенсии, справа — кантабрийское побережье и — на той же линии — стена Пиренеев. Каменным клювом, навершием или, если угодно, режущей кромкой этого инструмента стал мыс Крёз, приплывший сюда из средиземноморских вод, оказавшийся так далеко от родных небес, мыс Крёз, соседствовавший некогда с маленьким французским городком Сербером, о котором столь пространно докладывали мы в начале нашего повествования.

Полуостров ползет вниз, но медленно, потихоньку. Ученые осторожно предрекают, что рано или поздно произойдет полная остановка: они исходят из того, что если целое как таковое не прекращает движения никогда, то с его составляющими подобное иногда случается, и в доказательство этой аксиомы приводят жизнь человеческую, открывающую, как известно, богатейшие возможности для сравнения. После того, как наука оповестила об этом, во всем мире, практически одновременно началась игра, поветрием охватившую нашу планету — нечто вроде тотализатора: надо угадать, когда и где остановится Пиренейский полуостров: ну, например, ставлю столько-то, что произойдет это, скажем, в шестнадцать часов тридцать три минуты сорок девять секунд по местному, разумеется, времени, а местоположение ограничивалось лишь указанием такого-то градуса, минуты и секунды такой-то широты относительно вышеупомянутого мыса Крёз. На кону стояли уже триллионы долларов, и если бы сыскался такой, кто сумел бы угадать оба ответа, вероятность чего, по предварительным расчетам, даже не нулевой, а представляла собой величину отрицательную, то этот человек, обладающий силой почти божественного предвидения, получил бы денег больше, чем имелось в наличии на всей нашей, столько повидавшей планете. Сами понимаете, что не было и быть не могло игры чудовищней — ведь с каждой протекшей минутой, с каждой пройденной милей сокращалось и убывало число заключивших пари и соответственно возрастал «джек-пот», по каковой причине многие из выбывших вновь включались в игру, доводя общую сумму ставок до астрономических цифр. Вполне очевидно, что не всем удавалось наскрести денег на новые ставки, а ещё очевидней, что многие, очень многие предпочли полной и беспросветной нищете, в которой оказались, пулю в лоб. И полуостров медленно полз на юг, оставляя за собой, можно сказать, кровавый след, сея, извините за выражение, смерть, хоть ни сном ни духом не был виноват ни в этом, ни в том, что во чреве обитательниц его зародились миллионы новых жизней.

А Педро Орсе пребывает в каком-то странном беспокойстве. Говорит мало и неохотно, часами бродит в окрестностях лагеря, возвращается в изнеможении, не ест, а когда спутники спрашивают: Ты часом не заболел ли? отвечает кратко: Нет. Если и произносит он несколько скупых слов, то лишь в беседе с Роке Лосано, и беседы эти всегда и исключительно — об отчем крае того и другого, словно иных тем нет вовсе. Пес следует за ним неотступно, чувствуется, что снедающая человека тревога передается ему, ибо и он, прежде такой спокойный, места себе не находит. Жозе Анайсо сказал Жоане Карде: Если Педро Орсе воображает, что история повторится, что найдется милосердная женщина, которая пожалеет бедного, одинокого, всеми покинутого, утешит его, приласкает и освободит от скопившейся тяготы, то он очень ошибается. Это ты очень ошибаешься, с невеселой улыбкой ответила ему Жоана Карда, если его и в самом деле что-то гнетет, то уж не это. А что? Не знаю, но готова поклясться, что он нас не хочет, у женщины на этот счет сомнений не бывает. Ну, тогда надо поговорить с ним, вытянуть из него правду, может, он и вправду болен. Может быть, но, думаю, что нет.

Они едут вдоль горной гряды Алькарас, и сегодня разобьют свой бивак неподалеку от деревни, которая, если верить карте, называется Бьенсервида, хорошо, если и вправду так окажется. Сидящий на козлах Педро Орсе говорит Роке Лосано: Отсюда, если бы мы двинулись вон в ту сторону, рукой подать до Гранады. Не-ет, до моих краев ещё ехать и ехать. Доедешь. Доехать-то я доеду, хотелось бы только знать, стоит ли. Это обычно узнается лишь впоследствии, подстегни-ка Пира, видишь, дурака валяет. Роке Лосано тряхнул вожжами, чуть тронул, будто приласкал, кончиком кнута круп гнедого, тот послушно прибавил рыси. Обе четы — внутри галеры, переговариваются вполголоса, и вот что говорит Мария Гуавайра: Может быть, ему уж хотелось бы оказаться дома, а сказать не решается, боится, что мы обидимся. Может быть, согласился Жоакин Сасса, надо с ним потолковать начистоту: так, мол, и так, мы все понимаем, в конце концов, ты клятву не давал, контракт не подписывал, что останешься с нами до конца дней, были мы друзьями, друзьями и останемся, когда-нибудь приедем к тебе в гости. Дай-то Бог, пробормотала Жоана Карда, чтобы дело было всего лишь в этом. А в чем же еще? Да нет, ни в чем, так, предчувствие у меня какое-то. Какое предчувствие? — спросила Мария Гуавайра. Предчувствие, что Педро Орсе умрет. Все там будем. Он первый.