— В-вы знаете, что они п-п-проделывают в… в постели? — хрипло прошептала она.

— Гм. — Я старалась говорить как можно более непринужденным тоном. — В постели с мужчиной можно проделывать массу самых разнообразных вещей. А поскольку в городе полно ребятишек, можно предположить, что французы вполне умело пользуются и ортодоксальными способами.

— О!.. Дети… да, конечно, — рассеянно ответила она, словно не улавливая между этими выводами особой связи. — Н-но говорят… — Она смущенно потупила глаза и прошептала совсем уже еле слышно: — Что они… что эта ш-ш-штука у французов… ну, вы понимаете…

— Да, понимаю, — ответила я. — И насколько мне известно, эта «штука» у французов не сильно отличается от органа, которым Господь Бог наградил и всех остальных мужчин, в том числе и англичан, и шотландцев…

— Да, но они з-засовывают ее женщине м-м-между ног! Я хочу сказать, прямо в-внутрь! — выпалив наконец эту информацию, она перевела дух и, похоже, немного успокоилась, полыхавшие румянцем щеки побледнели. — Разве англичанин или шотландец когда-нибудь п-позволил себе такое? — Она прижала ладошку ко рту. — Разве порядочный человек, как в-ваш муж, к примеру, позволит себе так обращаться с ж-женой?..

Я приложила ладонь к округлившемуся животу и окинула девушку задумчивым взглядом. Теперь я начинала понимать, почему так называемая «духовность» занимает столь важное место в списке мужских добродетелей Мэри Хоукинс.

— Мэри, — сказала я, — мне кажется, мы с вами должны кое о чем серьезно потолковать.

Войдя в главное приемное отделение больницы, я все еще улыбалась про себя, вспоминая этот разговор с Мэри Хоукинс. Поверх платья на мне был халат из грубой полотняной ткани.

Большинство приходящих хирургов, уринологов, костоправов и терапевтов работали здесь безвозмездно, некоторые же являлись учиться или усовершенствовать свое мастерство. Беспомощные и по большей части безнадзорные пациенты были не в том положении, чтобы протестовать, когда на них ставились самые разнообразные медицинские эксперименты.

За исключением постоянно работавших тут монахинь, штат менялся почти ежедневно. Все же некоторые врачи приходили достаточно часто, чтобы я начала узнавать их в лицо и установила некоторую закономерность в их появлении.

Более других интересовал меня высокий сухопарый мужчина, который ампутировал ногу в первый день моего появления в больнице. В результате расспросов удалось выяснить, что звали его месье Форе. В основном он работал костоправом, но иногда пытался делать и более сложные операции, связанные с ампутацией, в особенности когда речь шла о целой конечности, а не об отдельных суставах. Монахини и санитары относились к месье Форе с неким благоговейным трепетом, они никогда не поддразнивали его и не обменивались на его счет грубыми шутками, как поступали обычно со всеми приходящими в больницу волонтерами.

Как раз сегодня месье Форе работал. Я потихоньку приблизилась — посмотреть, что он там делает. Пациент, молодой рабочий с белым как мел лицом, лежал на койке и слабо стонал. Он упал с лесов собора, который постоянно ремонтировался, и сломал руку и ногу. Я поняла, что для опытного костоправа рука серьезной проблемы не представляет. Нога же — совсем другое дело: сложный двойной перелом, затронувший среднюю часть бедренной кости и большую берцовую кость. На бедре из кожи выпирали острые осколки, почти вся верхняя часть ноги представляла собой сплошной синяк.

Мне не хотелось отвлекать внимание хирурга, — месье Форе, погруженный в глубокое раздумье, кружил возле пациента, присматриваясь к нему и прицеливаясь, словно огромный ворон, желающий убедиться, что намеченная им жертва еще жива. Он и впрямь очень похож на ворона, подумала я. Этот крупный нос с горбинкой, гладкие черные волосы, которые он не подрезал, а завязывал сзади в пучок. И одеяние на нем было под стать — черное и мрачное, хотя и из дорогой ткани. Очевидно, он имел выгодную практику где-то на стороне.

Наконец месье Форе решил приступить к более активным действиям. Он поднял голову и начал озираться в поисках помощника. Взгляд его упал на меня, и он сделал знак подойти. На мне, как я уже говорила, был халат из грубого полотна, и он, целиком сосредоточенный на своих мыслях, очевидно, не заметил, что я не ношу обычного для здешних сестер чепца.

— Вот, сестра, — сказал он, ухватив раненого за лодыжку, — держите крепко, вот здесь. Но не давите, пока я не скажу. Как только дам сигнал, будете тянуть ногу к себе. Тяните очень медленно, но сильно, понятно?

— Понятно. — Я ухватилась за ногу там, где мне было указано, а месье Форе тем временем не спеша обошел койку, задумчиво взирая на искалеченную ногу.

— У меня тут есть стимулирующее средство, — сказал он, вынимая из кармана и ставя в изголовье кровати небольшую фляжку. — Сужает кровеносные сосуды на поверхности тела и загоняет кровь внутрь, где от нее будет больше пользы нашему другу. — С этими словами он ухватил пациента за волосы и поднес флягу к его рту. Ему удалось перелить все содержимое раненому в рот, не пролив при этом ни капли. — Вот так… — с удовлетворением заметил он, когда молодой человек перевел дух. — Это вам поможет. Что касается боли… Полагаю, нам лучше провести обезболивание, тогда он не будет сопротивляться нашим усилиям вправить кость.

Месье Форе снова полез в свой емкий карман и на этот раз извлек оттуда небольшую медную булавку, примерно трех дюймов в длину, с широкой плоской шляпкой на одном конце. Крепкий костлявый палец тщательно прощупал плоть на бедре, возле паха, затем — тонкую линию вены под кожей. Цепкие пальцы помедлили, еще потыкали в кожу по кругу, затем, видимо, нащупали нужную точку. Глубоко погрузив ноготь указательного пальца в кожу, словно для того, чтобы отметить это место, месье Форе воткнул туда затем булавку. Еще одно путешествие в бездонный, полный чудес карман позволило извлечь на свет Божий маленький медный молоточек, которым он с одного удара загнал булавку глубоко в ногу.

Нога резко дернулась, потом, похоже, расслабилась. Видимо, сработало и средство из флакончика, введенное орально чуть раньше. Во всяком случае, крови из раны почти не было.

— Поразительно! — воскликнула я. — Что это вы сделали?

Месье Форе сдержанно улыбнулся, на иссиня-бледных щеках появилось даже некое подобие румянца.

— Ну, это далеко не всегда срабатывает, — честно признался он. — Сейчас просто повезло. — Затем, указав на шляпку булавки, он объяснил: — Тут находится целый узел нервных окончаний, сестра. Я слышал, что анатомы называют его «плексус». Если вам удается точно попасть в него, вся нижняя часть тела практически полностью теряет чувствительность. — Он резко выпрямился, внезапно осознав, что лишь напрасно теряет время на болтовню. — Сюда, сестра, — приказал он. — Займите свое место. Действие стимулирующего средства ограничено временем, надо немедленно приниматься за дело, пока кровотечение не возобновилось.

Почти полностью расслабленная нога легко выпрямилась, осколки кости ушли под кожу. Следуя указаниям месье Форе, я теперь держала молодого человека за торс, а сам костоправ манипулировал ступней и нижней частью голени, пока наконец мы не наложили швы.