тебя, веруй, что Он искупил твои грехи. Именем всемогущего Господа я отпускаю тебе прегрешения твои»5. Охранница Ханя откровенно рассказала о повешении Ханне Высоцкой. Они стали своего рода подругами, и Ханна отметила, что Ханя была той, кому она доверяла больше всего. «Она не сплетничала»6. В Монтелюпихе существовала традиция, согласно которой каждый охранник должен был хотя бы раз присутствовать на казни. Ханю выбрали присутствовать при этом повешении, и она заявила, что именно Мария Мандель оказала наибольшее сопротивление7.

– С Мандель у них возникли самые большие проблемы, потому что им пришлось тащить ее через двор. И все они были пьяны – прокурор был в стельку пьян, как и надзиратели вместе с директором… Мандель пришлось тащить, а сопровождавшие их надзиратели смеялись и издевались над ней, и повешение тоже проходило не гладко, потому что она сопротивлялась.

Ханя описала, как Мандель мотала головой, а охранники дразнили ее и насмехались над ней.

– Хотя они отпускали грубые комментарии, толкали и пихали ее и были поголовно пьяны, она просто закрыла глаза, не обращая на это внимания. И ее последними словами были Polska żyje! [ «Жива Польша!»], не «Да здравствует Польша!», а «Жива Польша!». А затем ее повесили8.

Мы можем лишь строить догадки о том, что побудило Марию закончить свою жизнь словами «Жива Польша!». Возможно, это было сказано с сарказмом. Возможно, этот возглас был выражением раскаяния за все те страдания, которые Мандель причинила польскому народу. Жаба всегда утверждала, что в последние недели своей жизни Мария делала только две вещи: «Она много молилась и пыталась выучить польский язык»9. Возможно, в стрессовой ситуации Мария повторила то, что услышала от Либехеншеля всего несколько мгновений назад.

Возможно, на подсознательном уровне Мария повторила крик, который много раз звучал у черной стены смерти в Аушвице I10. Там этот двор располагался рядом с административными помещениями, в которых Мария провела свои первые дни в лагере. Кроме того, Мандель наверняка подслушивала разговоры польских политических заключенных, отправленных на казнь в Равенсбрюк, которые все без исключения умирали с криком: «Да здравствует Польша!»11.

Что бы их ни вдохновляло, последние слова Марии были именно такими, и ее казнь через повешение была завершена в 7:32 утра. Мария Мандель умерла в возрасте тридцати шести лет.

Глава 106

Приговор приведен в исполнение

К девяти утра 26 января все осужденные по делу Аушвица были повешены. Тюремные служащие подписывали рапорты, удостоверяющие смерть, а новости о состоявшихся казнях быстро разошлись среди заключенных по сарафанному радио. Данута Войнар-Гурецкая вспоминала последствия.

Дневной свет неприятно смешивался с электрическим, когда его включали. Наконец тишину нарушили приближающиеся шаги. Все бросились к окнам. Люди в форме снова прошли мимо с противоположного направления, только в этот раз их вереница была гораздо короче, чем раньше.

Через несколько минут в тюрьму вернулась жизнь. Анна [надзирательница] открыла камеру, лицом бледно-серая, в глазах ужас.

– Немцев повесили. Я сама видела.

В ответ на ее слова наступила тишина.

– Стало так холодно. Если бы я знала, то не пошла бы. Это было ужасно.

Она продолжала стоять в тревоге… Кто-то спросил:

– Долго было?

– Да, двадцать два человека повесили. Заняло много времени. Господи, как же мне это надоело.

Вот и все ее слова. Завтрак в тот день не подавали1.

Глава 107

Последствия

Я не интересовалась процессом и не присутствовала на нем. [После этого] я не пошла смотреть на ее тело, которое после казни привезли в анатомический театр нашей медицинской академии. Несмотря на уговоры коллег, которые сами ходили смотреть на тело Мандель.

Ванда Полтавская, «подопытный кролик» в лагере Равенсбрюк1

Сразу после казней в распоряжении сотрудников тюрьмы оставался двадцать один труп. Протокол предписывал уведомить краковский отдел записей о том, что приговоры были приведены в исполнение. Кроме того, в отделе записей фиксировался их последний известный адрес. У Марии было написано просто: «Деревня Мюнцкирхен, Верхняя Австрия»2.

Было принято решение передать тела в медицинский институт Ягеллонского университета для использования студентами на занятиях по анатомии и препарированию. Доктор Ежи Людвиковский, в то время студент-медик, был в школе, когда услышал, что привезли тела военных преступников:

– Тела привезли на обычном городском грузовике, куда беспорядочно сбросили трупы, а затем выгрузили их безо всяких церемоний и уважительного обращения. [Единственным условием] было то, что количество трупов должно было совпадать с данными в документах3.

Большинству уцелевших узников лагерей понравилась бы такая параллель между обращением с телами в Аушвице и повешенными телами их убийц, небрежно брошенными в медицинском институте.

По стандартной процедуре, такие трупы сначала сохраняли в формалине в течение нескольких месяцев, чтобы они «затвердели». После этого тела могли лежать годами, их выбрасывали только тогда, когда они были «израсходованы» или препарированы до неузнаваемости. Людвиковский отмечал:

– В то время, после войны, недостатка в трупах не было. Их хранили в специальной комнате, где были ванны, контейнеры, в которых тела держали в формалине4.

Несколько студентов-медиков помнят, как работали над трупами персонала Аушвица. Особенно большое впечатление произвело тело Мандель. Будущий директор Института судебной медицины, профессор Здислав Марек, сдавал экзамен по анатомии на трупе Марии и бальзамировал правую ногу5. Помимо студентов-медиков Ягеллонского университета, к трупам приводили студентов-искусствоведов из Краковской академии изящных искусств. Начинающий скульптор Войцех Плевиньский вспоминал, что, когда они вошли в большой зал, заставленный столами, он заметил «бычью шею эсэсовца и молодую, симпатичную женщину, – вероятно, это была Мария Мандель, потаскуха из Бжезинки»6. В июне 1949 года Ежи Людвиковский сдавал экзамен по анатомии на хорошо сохранившемся теле и сохранил яркие воспоминания о личной встрече с мертвой Марией Мандель.

Как обычно перед экзаменами, я очень нервничал. На столе лежал труп хорошо сложенной женщины с фантастической мускулатурой. Экзаменатор дал мне задание сделать овальное отверстие в брюшной полости бедренной артерии. Я сосредоточился на задании и, естественно, не смотрел на труп. Я бы провалил экзамен, если бы не экзаменатор, который сказал: «Режь здесь глубже, ты же наверняка видишь, какая у нее плотная жировая ткань?» Поэтому я так и сделал, что привело к блестящему результату. Я сдал экзамен, получив оценку «В».

Когда я выходил из комнаты, туда вошел Сташек. Доктор Г., который был его другом и моим знакомым, спросил меня, знаю ли я, на ком сдавал экзамен. Вопрос застал меня врасплох,