принадлежали к элите британской авиации — палубным летчикам, дрались упорно и умело. Спасло положение только превосходство МиГов в летных характеристиках и вооружении, да мощное зенитное прикрытие. Стреляло все. Эсминцы били не только из зениток, но орудиями главного калибра по торпедоносцам, катера расстреливали атакующие на малой высоте истребители-бомбардировщики из своих спаренных 25-миллиметровых установок.

Не успел затихнуть воздушный бой, как на город и порт обрушились тяжелые снаряды сухопутной артиллерии. Это подошли к городу армейские части противника. Вопреки ожиданиям арабы отбили даже атаку танковой и мотострелковой рот, брошенных Котляровым в разведку боем. Несвойственная обычным арабским частям стойкость быстро получила объяснение — среди захваченных в бою пленных оказалось несколько немцев, бывших военнослужащих африканского корпуса Роммеля.

Неторопливо разгоравшуюся артиллерийскую дуэль между тяжелыми пушками наступавших и тяжелой береговой артиллерией базы прервал налет реактивных «илов». Подавив на время огонь арабов, они помогли отбить их массированную атаку. Но и без этого она была обречена на неудачу. Тяжелые танки русских со стомиллиметровыми пушками и мощной броней настолько превосходили «Кромвели» атакующих, что расстреливали их, как уток. Против них оказались бессильны и новейшие противотанковые шестифунтовки английского производства и только самоходные двадцатипятифунтовки могли подбить их своими кумулятивными снарядами.

Два дня, огрызаясь контратаками, бригада Гонта пыталась отойти назад к Голанам, но подошедшие части израильтян при поддержке русских держали ее, как собаки загнанного на охоте медведя. И как удар рогатиной в сердце стала атака танков Котлярова, дошедшая до штаба бригады. Сдаваясь, генерал Гонт повторил, как говорят, любимую фразу английских моряков:

— У короля много.

Единственное, что так и осталось непонятным в контексте этой фразы, у какого из королей — английского или иорданского…

Сирия. Эль-Камышлы

Первоначальная эйфория дня освобождения города от ненавистных ференги быстро сменилась злобой на освободителей и восставших. Иракские солдаты не стремились выйти из города для боев с подходящими войсками гяуров[12]. Нет, они предпочитали отсиживаться в тылу, грабя все, что плохо лежит, и насилуя женщин. Начали они, понятно с неверных и их пособников, но теперь перешли все границы, грабя любые более-менее богатые дома и насилуя всех женщин и девочек без разбора. Но и протестовать против этого было особо некому, самые храбрые из последних сил держали фронт против страшных, похожих на ифритов[13], сенегальских стрелков и мрачных, стремящихся отомстить за убитых соплеменников, французов. Самые богатые и умные давно, еще в самом начале восстания, разбежались, прихватив наиболее ценные и малогабаритные вещи. Поэтому как всегда больше всего горя и лишений выпало на долю простых людей, ради счастья которых и начиналось восстание. Кроме иракских солдат, не меньшую опасность представляли и налеты французской авиации. Начавшие с разбрасывания листовок на французском и арабском языках с простыми понятными картинками, живописавшими, что ждет восставших в будущем, самолеты теперь сбрасывали настоящие бомбы. Правда, в первую очередь они бомбили военные объекты — район казарм, батареи зениток, окопы, вырытые на окраинах города. Но летали они на большой высоте и бомбы сбрасывали чаще всего с горизонтального полета, а отменить рассеивание в таких условиях не способен даже Аллах, установивший законы этого мира. И падали бомбы на площади и дворцы, на хижины и сады, на восставших и на простых горожан, не сделавших ничего плохого. Все прятались в наспех вырытых щелях и укрытиях, многие скрывались в храмах, наивно полагая, что Господь спасет их от грубой материальности мира. Несколько местных дервишей после первых же налетов объявили, что настали последние дни и Аллах решил разрушить этот мир до конца с помощью безбожных иблисов — русских и их помощников, неверных франков, и призвали всех правоверных к джихаду. Погибший же мученик за веру, как известно, попадет в рай, к гуриям и сможет взять с собой еще сорок своих родственников. Вот только листовки, разбрасываемые французами, давно разъяснили, что ждет попавших в их руки, и желающих стать шахидами было совсем немного. Потому что на листовках, в картинках, называемых у американцев комиксами, вполне доступно любому неграмотному крестьянину, было нарисовано, что их будут вешать. Повешенный же, как известно никогда в рай не попадет.

Тем временем французы, давя обороняющихся артиллерийским огнем и налетами авиации, при поддержке танков «Рено» R-35, устаревших, но вполне боеспособных, с толстой броней и 37-миллиметровыми пушками, неудержимо продвигались вперед. Неторопливое, грозное наступление при огневом превосходстве и постоянных налетах неуязвимых русских реактивных бомбардировщиков, получивших уже прозвище «Летающие иблисы», за налетом которых следовал бомбоштурмовой удар винтовых бронированных штурмовиков, прозванных с легкой руки кого-то из советников «Черная смерть», привело к панике среди восставших. Появилось множество дезертиров, которых пытались ловить стоявшие в тылу заградотряды из иракцев, что ничуть не добавляло признательности к ним у местного населения. Поэтому, когда французы нанесли основной удар, подтянув еще несколько батальонов из других, уже усмиренных мест, то местное ополчение просто разбежалось или сдалось, подставляя под удар иракцев.

Вот тут-то иракцы и показали себя. Не вступая в бой, поспешно бросая оружие и снаряжение, они побежали еще до непосредственного соприкосновения с наступавшими французами. При этом не забывая прихватить с собой все награбленное.

Лондон. Бейкер-стрит, 990 и Даунинг-стрит

— Бэрримор, как завтрак?

Состояние у вновь испеченного отставника было скверным после вчерашней пирушки в клубе. И слуга, четко уловивший малейшие нюансы настроения хозяина, постарался, как следует выполнить свои обязанности.

— Готово, сэр!

— Что это, Бэрримор?

— Овсянка, сэр![14]

Отвыкшему за время скитаний от национальной кухни Йену, как говорится, кусок не лез в горло, но «положение обязывало» и он с невозмутимым видом, выработанным долгой шпионской практикой, съел завтрак и, закончив, спросил у невозмутимого Бэрримора:

— Как почта?

— Вам письмо, сэр. От сэра Мак-Интайра, сэр.

Распечатав поданный конверт, Йэн прочел письмо… и внимательно перечитал снова. Задумавшись, он немного походил по комнате, затем опять вызвал слугу и приказал:

— Вызовите такси и приготовьте костюм для делового визита.

После того, как хозяин уехал, Бэрримор принялся за уборку комнаты и нашел валяющуюся под столом бумагу. Осторожно подняв ее, он прочел: «…Согласны на издание вашего произведения под названием “Доктор Найн”. Единственное наше условие — поменять в названии слово “найн” на английское “ноу”». Усмехнувшись, слуга положил аккуратно свернутое письмо в пачку деловой переписки и продолжил уборку…