Нино с самого начала повел себя как надо. Еще на лестнице он начал напевать: «Где, где моя маленькая Имма? Зацелую-зацелую-зацелую!» Он сказал Эльзе: «Привет», мимоходом потрепал за косичку Тину и сразу бросился к дочери: обнял ее, расцеловал, сказал, что в жизни не видел таких красивых, как у нее, волос, похвалил ее платьице, туфельки и все остальное. Со мной он даже не поздоровался, сразу уселся на пол гостиной, взял Имму на колени и только тогда перекинулся парой слов с Эльзой и тепло поприветствовал Деде («Боже, какая ты стала красавица!»); та смущенно улыбнулась.

Тина была в недоумении. Обычно гости замечали ее первой, и все внимание доставалось ей, а Нино обошел ее даже при раздаче подарков. Она заговаривала с ним, пыталась забраться к нему на колени, рядом с Иммой, но он ей не позволил, и она села рядом, положив голову ему на плечо. Но и это не помогло. Нино вручил Деде и Эльзе по книжке и снова занялся дочкой. Сколько всего он ей накупил! Ждал, пока она распакует один подарок, и тут же выдавал следующий. Имма была вне себя от радости и изумления. Она смотрела на него как на волшебника, который творит чудеса для нее одной. Тина потянулась посмотреть ее подарки, но Имма закричала: «Не трогай, это мое!» Тина отодвинулась. У нее предательски задрожала нижняя губа. Тогда я взяла ее за руку и сказала: «Пойдем со мной». Нино наконец понял, что переусердствовал, полез в карман, достал дорогущую ручку и протянул ей: «А это тебе!» Я снова усадила девочку на пол, она взяла ручку и прошептала: «Спасибо». Нино, кажется, только сейчас увидел ее по-настоящему.

– Ты просто копия мамы, – изумленно проговорил он.

– Хочешь, я напишу тебе свое имя? – серьезно спросила Тина.

– Ты уже умеешь писать?

– Да.

Нино вытащил из кармана помятый листок бумаги, она положила листок на пол и написала «Тина». «Вот умница», – похвалил он ее и тут же с опаской посмотрел на меня, боясь, что я рассержусь. «Могу поспорить, ты у меня тоже умница», – на всякий случай обратился он к дочке. Имме очень хотелось доказать, что она не хуже Тины; она выхватила у нее ручку и начала старательно выводить на листке какие-то каракули. Нино осыпал ее комплиментами, не обращая внимания на Эльзу, стоявшую рядом и издевавшуюся над сестрой («Да не умеет она писать, она у нас вообще дурочка»), и Тину, которая безрезультатно пыталась вернуть себе ручку: «Хочешь, я еще другие слова напишу?» Чтобы успокоить всех разом, Нино поднялся вместе с дочкой, сказал: «А теперь пойдемте, я вам покажу самый красивый на свете автомобиль!» Имму он нес на руках, остальные топали следом: Тина все пыталась ухватить его за руку, Деде держала ее, чтобы ни на шаг не отходила, а Эльза с жадностью схватила дорогую ручку и спрятала себе в карман.

Дверь за ними закрылась. Я слышала на лестнице голос Нино. Он обещал купить всем сладостей и покатать на автомобиле. Деде, Эльза и обе малышки визжали от восторга. Я представила, как этажом ниже Лила в тишине своей квартиры прислушивается к тем же звукам, что ловила и я. Нас разделяли только доски пола, но она умела сокращать или увеличивать расстояние между нами в зависимости от своего настроения, целей и побуждений, непредсказуемых, как море в те дни, когда им полностью овладевает луна. Я приводила дом в порядок, готовила обед и думала, что Лила там, внизу, занята тем же. Мы обе ждали, когда снова услышим голоса наших дочек и шаги человека, которого обе когда-то любили. Я думала о том, сколько раз она узнавала в Имме черты Нино, и о том, что он мгновенно распознал в Тине ее черты. Отталкивали они ее или, наоборот, привлекали? Может быть, ее нежность к моей дочери была вызвана именно этим сходством? Может, ей до сих пор нравится Нино? Может, сейчас она смотрит на него из окна? Может быть, Тина наконец взяла его за руку, а Лила смотрит на свою дочку, шагающую рядом с этим высоким худощавым мужчиной, и думает: «А ведь если бы все пошло иначе, она могла быть его дочерью»? Что сейчас творится у нее в голове? Может быть, она сейчас поднимется ко мне, чтобы сказать очередную гадость и уколоть меня побольнее? Или дождется, когда он с четырьмя девочками будет проходить мимо ее квартиры, откроет свою дверь, пригласит их в гости, а потом позовет меня? Или заставит меня пригласить их с Энцо?

В квартире стояла тишина, но с улицы доносилась обычная для выходного дня мешанина звуков: били колокола, кричали торговцы, зазывая покупателей, ехали с сортировочных станций поезда, к стройке, не прекращавшей работу и на выходные, подкатывали грузовики. Разумеется, Нино накупит девочкам сладостей, не подумав, что после этого обедать они не станут. Я его знала: вечно он потакал всем их капризам. Обед был готов, стол накрыт, я выглянула в окно, выходившее на шоссе. Я хотела позвать их, крикнуть, чтобы шли домой, но обзор загораживали торговые прилавки; я разглядела только шагавшего мимо дома Марчелло, по одну руку от него шла моя сестра, по другую – Сильвио. Вид сверху на шоссе всегда вселял в меня ощущение тревоги. В воскресные дни квартал словно огораживался яркой ширмой, скрывающей нищету и разруху. Я привыкла к этому, но почему-то сегодня мне было особенно тревожно. Что я здесь делаю, почему продолжаю тут жить? У меня достаточно денег, чтобы перебраться куда угодно. Я слишком потакаю Лиле. Я позволила ей снова привязать меня к этому месту, внушить мне, что публичное признание своих корней благотворно скажется на моем творчестве. Все окружающее вдруг показалось мне отвратительным, даже еда, которую я только что приготовила. Я решила не поддаваться этому ощущению, причесалась, посмотрелась в зеркало и вышла на улицу. Едва ли не на цыпочках пробралась мимо Лилиной двери: не хватало еще, чтобы она увязалась за мной.

На улице сильно пахло жареным миндалем. Я огляделась. Увидела Деде и Эльзу: они ели сахарную вату и разглядывали прилавок с украшениями: браслетами, сережками, цепочками и заколками для волос. Нино стоял на углу, в некотором отдалении. Я даже не сразу заметила, что он разговаривает с Лилой. Она выглядела прекрасно, как всегда, когда хотела произвести впечатление. Рядом стоял хмурый Энцо. Лила держала на руках Имму, и девочка тянула ее за мочку уха, стараясь привлечь к себе внимание. Но Лила, увлеченная беседой с Нино, этого не замечала. Он широко улыбался и размахивал своими длинными руками.

Меня охватила злость. Так вот куда он запропастился! Значит, так он заботится о дочке! Я окликнула его, но он не услышал. Зато обернулись Деде с Эльзой, и обе скривились, как всегда, когда я кричала. Я снова позвала его. Как заставить его бросить их и вернуться домой с моими тремя дочерьми? Тут вдруг продавец орехов издал оглушительный свист, а мимо с грохотом промчался грузовик, подняв облако пыли. Я фыркнула и подошла к ним. Почему Лила держит мою дочь на руках? Почему Имма не играет с Тиной? Не поздоровавшись, я сказала Имме: «Что это ты на руках сидишь? Ты уже большая девочка, а ну слезай!» Я забрала ее у Лилы и поставила на землю. «Детям пора обедать, – сказала я Нино. – У меня все готово». Имма стояла, вцепившись мне в юбку. Странно, почему она не пошла играть с подругой? Я огляделась вокруг и спросила Лилу: «А где Тина?»

С ее лица все не сходило добродушное выражение, с каким она только что слушала болтовню Нино. «С Деде и Эльзой, наверно», – предположила она. «Нет, с ними ее нет», – ответила я. Мне хотелось, чтобы они с Энцо побежали искать свою дочь, а не стояли между моей и ее отцом, который в кои-то веки приехал к ней на один день. Но пока Энцо озирался по сторонам в поисках Тины, Лила продолжала разговаривать с Нино. Она с улыбкой вспоминала давний случай, когда пропал Дженнаро: «Прихожу его встречать, все дети вышли из школы, а его нет. Я так перепугалась! Чего только не передумала, а он сидел себе в сквере». Но, не успев договорить, она вдруг побледнела.