— Побей вас лучевуха! — воскликнула Сандра.

Вадим и Генка затормозили одновременно, уставились на нее: замерла, вытаращила глаза, медленно-медленно подняла руку и указала в лес:

— Что это?!

Сначала Вадим ничего не заметил: ну, сосняк, поляна небольшая, черничник стелется по земле, пни какие-то. Леон фыркнул пренебрежительно, потом присмотрелся:

— Ни хрена себе. Та-ак, лунарь, — он жестом указал в лес. — Видел такое раньше?

Замотав головой, парень попятился.

— Ваш экипаж не такая штука пожрала?

— Н-нет! Там было просто поле… свежее поле. Ничего… подобного. Думаешь, мы бы полезли, если бы?

Наконец Вадим понял, что их так удивило: наросты на стволах, похожие на куски теста. И то, что он сначала принял за пни, было такими же наростами. Казалось бы, ничего странного: гриб мутировал… или простейшие, и это их колония. Чего ж так тошно?

— Лунарь, — продолжил Леон. — Иди разведай, что это.

— Зачем? — Парень завертел головой, с мольбой посмотрел на Сандру и уже не сводил с нее глаз. — Оно нас не трогает, и мы его трогать не будем. Зачем рисковать?

В воздухе одуряющее пахло озоном, как после грозы.

Леон взял Генку на мушку.

— Ну? Болтаешься камнем на шее. Хоть какая-то польза будет. Вперед.

— Лучше пристрели, — сказал парень и склонил голову, подставляясь под воображаемый топор.

— Хватит! — воскликнула Сандра, становясь между ними. — Он прав. Идем своей дорогой. Что, мы мало на мерзость насмотрелись? Если очень хочешь, я схожу.

Сплюнув под ноги, Леон опустил пистолет и с чувством произнес:

— Как вы мне дороги!

И зашагал вперед. Генка благодарно кивнул Сандре, она пожала плечами. Так и подмывало съязвить, что Леон сам очкует и другого подставляет. Избавляется от балласта. Самому, что ли, сходить? Пусть знает! Подумаешь, чага, только светлая какая-то!

Пока он колебался, маленький отряд ушел вперед: Леон впереди, Сандра и Генка — рука об руку. Встретила дружка-фашиста. Вадим бросился вдогонку.

Вскоре дорога вообще пропала. Зарядил мерзопаскостный мелкий дождь. Не страшно, чуть-чуть осталось — километр, два, и дом!.. А вдруг ничего не получится? Нет! Не думать, собрать силы перед марш-броском!

* * *

Выдохлись. Так всегда в конце долгого пути. Я готова из-за пустяка любому в глотку вцепиться, Леон совсем озверел. Как он не понимает, встреча с Генкой — очень хорошо! Вдруг с переходом не выйдет? Все слишком фантастично, даже не верится. Генч — не крыса, не сдаст, наверняка даже поможет, когда вернемся. Лунари всегда благодарят людей, которые им помогают, даже быдло.

Задумавшись, налетаю на спину Леона. Чего это он тормозит? Выглядываю из-за его плеча: на поляне впереди гнездятся те же тестообразные паразиты.

Никто не решается сдвинуться с места. Спрашиваю осторожно:

— Будем обходить?

— На фига? Оно ж не двигается, — говорит Леон и направляется к странным выростам, торчащим из земли, как кротовины.

Обмирая, иду следом. Генка и Вадим, затаив дыхание, следят за нами. Чем ближе твари, тем меньше они смахивают на тесто. Скрытые маревом испарений и сенью елей, издали они казались серыми. Вот мы приближаемся — и твари наливаются цветами, теперь они грязно-розовые с примесью коричневого. Леон замедляет шаг и шепчет с отвращением:

— Какая мерзость!

— Хотела бы я знать, что это? — говорю так же, шепотом.

Замираем над такой штуковиной, выпирающей из земли. Сажусь на корточки: действительно, мерзость, как кусок гнилого мяса, размером с человеческую голову. Вроде бы живое. Под прозрачной кожей едва заметно пульсируют голубоватые венки. Меня передергивает.

— Только руками не трогай, — предупреждает Леон. — А то мало ли. Оно мне не нравится.

— Добро пожаловать на юг! Видать, какой-то новый паразит. Как бы проверить, опасное оно или нет?

Словно слыша меня, существо отращивает ложноножку длиной с палец, тонкую, как стебель травы. Вскакиваю, налетаю на Леона. Маленькое щупальце скользит по поверхности существа, словно это другой организм, опускается на землю и укореняется.

— Похоже, это аморфная масса, — предполагает Леон. — Они тут повсюду, даже на деревьях. Интересно, как перемещаются? Ползают, что ли?

С опаской оборачиваюсь: никто на нас наползать не собирается. Розовыми полипами поражены почти все еловые стволы. Кое-где паразиты — размером с кулак и выпуклые, кое-где — плоские, внедрившие в здоровую кору сеть щупалец.

— Что-то не хочется мне среди них шастать, — ежусь.

— Иди отсюда, — говорит Леон, берет сухую палку. — Вали отсюда, кому сказал?

Ткнуть паразита собирается, что ли? Хватаю Леона под руку.

— Я кое-что придумала. Только лучше рядом с ними не экспериментировать.

Метров с двадцати прицеливаюсь из пистолета, стреляю и зажмуриваюсь. Леон хлопает по плечу, кивает в сторону расстрелянной твари.

Подходим ближе. Ей хоть бы хны. В месте, где вошла пуля, выделилась буро-красная жидкость. Само отверстие уже затянулось. Пуля, скорее всего, осталась в теле.

— Оно даже не дернулось, — говорит Леон. — Ну и мерзость!

— Что у вас? — доносится взволнованный голос Вадима.

— Сам посмотри. — Леон берет автомат, целится в тварь.

Цепенею. Почему-то кажется, что оно больше. Вот сейчас выскочит монстр, какой-нибудь спрут… И все. Разумом понимаю, что спрутам тут взяться неоткуда. Скорее всего, мутировала местная форма жизни. Вот только какая? Вспоминается рассказ Генча. Что-то засосало под землю МТ ЛБ и убило четверых военных. Там было вспаханное поле. Здесь нет…

…Автоматная очередь. Вот что значит «сердце в пятки упало». При ударе пуль тело твари вздрагивает, как студень. Отверстия затягиваются мгновенно.

— Не реагирует, — резюмирует Леон. — Что и требовалось доказать.

— У него нет нервной системы, — говорит Вадим чужим голосом.

Бедный, аж позеленел. Не может от твари взгляда отвести, кадык подергивается, рука так пистолет сжимает, что белеют костяшки пальцев. За его спиной маячит Генка. У него в покое глаза слегка навыкат, сейчас совсем из орбит вылезли. Молодец, что не сбежал, случай был удобный.

— Давайте обойдем… это, — предлагает Вадим.

Разумная мысль. Все зависит от того, насколько разумной она покажется Леону. Потирает подбородок, думает.

— Уж не оно ли зверей испугало? — говорю, чтобы склонить его к предложению Вадима. — Мы не знаем, чего от него ожидать.

— Погнаться за нами оно не сможет… Но что-то в нем есть противоестественное.