От Кейси я это скрыла. Честно пыталась сообщить, и не один раз, но мне не хватало духу. Насколько я понимала, отец в жизни Кейси был этаким маячком – одним из очень немногих. Светил во тьме, пусть и слабо; внушал надежду. Иными словами, держал Кейси на плаву. Узнает сестра о его смерти – к чему ей тогда стремиться, ради кого стараться? Короче, не могла я этот маяк погасить.

* * *

Навигационная система приводит меня к двухквартирному дому напротив кладбища Ривервью. Дом в неплохом состоянии, опрятный. Оба входа украшены рождественской символикой. На правой половине, где, судя по всему, и живет отец, замечаю в окне, на подоконнике, электрические светильнички в виде свечей, а на крыльце – пластиковую елочку. Уже семь вечера; кажется, что тьма длится многие часы.

Паркуюсь в пятидесяти футах от дома. Едва гаснут фары, дорога тонет во мраке. Фонари на улице отсутствуют, свет поступает только из окон домов, да еще – совсем слабый – от рождественских гирлянд.

Некоторое время сижу в темной машине. Оглядываюсь на дом. Отворачиваюсь.

Вот может здесь жить мой отец – или не может? Ривер-драйв, 1025В – этот адрес ну никак не соотносится с великовозрастным разгильдяем из моих воспоминаний.

Наконец, минут через пять, вылезаю из машины. Осторожно, почти неслышно закрываю дверцу. Пробираюсь по наледи, оскальзываюсь – и в это мгновение особенно остро чувствую тьму и близость кладбища. Поневоле ускоряю шаг.

У крыльца четыре ступени. Звоню в дверной звонок, пячусь. Сколько раз я вот так стояла у чужих дверей, за которыми меня совершенно не ждали… По привычке держу руки по швам, раскрытыми ладонями к тому, кто выйдет на звонок.

В окне справа некое шевеление. Приподнимается и снова падает занавеска.

Секундой позже дверь открывает девочка-подросток. Тощенькая кудрявая брюнетка в очках. Первое впечатление о ней – этакий книжный червячок, паникующий перед чужими.

Девочка оглядывает меня с ног до головы. Молчит. Ждет, чтобы я первая заговорила.

– Привет. Извини за вторжение. Я только хотела узнать – Дэниел Фитцпатрик здесь живет?

Девочка хмурится. Колеблется. По лицу видно – напряглась.

– Не бойся меня.

Ей, наверное, не больше четырнадцати.

– Я не по делу. Просто хотела с ним поговорить. Если он здесь.

Я не говорю «если он жив», но фраза вертится на языке.

– Минутку подождите, – произносит девочка. Исчезает в доме, но дверь оставляет открытой.

А если она – дочь моего отца? Моя единокровная сестра? Рот у нее чуть похож на рот Кейси…

Заглядываю в дом. Чистенько, аккуратненько. Лестница на второй этаж; направо от входа – гостиная. Мебель старая, но не замызганная. Выбегает небольшой терьер, обнюхивает мои ботинки, поднимает дыбом шерсть на холке.

Пытаюсь заслонить ему выход, отпихиваю ногой от двери. Не хватало, чтобы пес выскочил и потерялся. В доме тихонько включено радио, передают рождественские мелодии.

Девочка что-то долго не возвращается. Может, она оставила дверь открытой, приглашая меня за собой? Этак все тепло из дому выдует. Я и сама озябла. Дышу на руки и вдруг вижу: кто-то идет вниз по лестнице. Сначала появляются босые ступни, затем – лодыжки в серых тренировочных штанах.

Мужчина. Лет пятидесяти. Темноволосый. Отец. Мой отец.

– Микаэла, это ты?

Киваю в полумраке.

– Хорошо, что ты сама меня нашла. А то хозяйка твоя такая скрытная…

* * *

Он оглядывается, сует ноги в ботинки, нашаривает на столе связку ключей, выходит ко мне на крыльцо и закрывает за собой дверь.

– Поедем покатаемся, Микаэла.

Ехать или не ехать? После находки в доме Ба мое мнение об отце изменилось. Но откуда мне знать его мотивы? И потом, я до сих пор понятия не имею, где Кейси.

Отец замечает мою нерешительность.

– Хочешь – сама за руль садись. Хочешь – я поведу. Ты ж на машине, да?

– Да. Я думала, ты умер, – бросаю прежде, чем отец успевает пристегнуться.

Он усмехается.

– Да вроде живой. – Тычет пальцем себе в ладонь. – Точно – живой. Пока.

Мне с ним неловко. Стесняюсь я его, что ли? Думаю: как он меня находит, после стольких лет? Может, разочарован? Сама себя корю за эту мысль, за эту тревогу.

Решаю молчать, пока отец не заговорит.

Ждать приходится долго.

* * *

В конце концов отец сообщает: он искал нас обеих, меня и Кейси. Давно уже.

С наркотиками завязал тоже давно – в 2005 году.

Мы обе были уже взрослыми; он подозревал, что мы его ненавидим – мы ведь не отвечали ни на письма, ни на открытки. Ну и он не лез в нашу жизнь. Раз мы не хотим общаться – ему оно надо? Такое оправдание себе нашел.

– А потом Джесси… – говорит отец – и умолкает.

Начинает заново.

– Джесси – моя дочка. Ей двенадцать. В этом году как пристала: где да где мои сестры, да почему я с ними – с вами то есть – не контачу? Сама хотела познакомиться, так я понял. Ну и думаю: воды немало утекло, может, вы с Кейси теперь меня и примете… Я в свое время напортачил, знаю. Виноват перед вами. Но я завязал, я больше – ни-ни. Вот и решил: попытка не пытка. Всегда жалел, что с вами так вышло. Ну, ладно, решить – решил; а как вас найти? Бабка ваша, понятно, тут мне не помощница была бы. Вот я и нанял одного бывшего копа. Он подрабатывает – выслеживает неверных мужей и жен. Согласился и вас, того… выследить. Справился. Причем быстро. Что значит – профи! – продолжает отец. – Кейси в Кенсингтоне отыскал, тебя – в Бенсалеме. Оба адреса принес и говорит: «Теперь всё в твоих руках».

Отец елозит локтем по подлокотнику. Нервничает.

– Я начал с Кейси – коп этот сказал, ей реально плохо. Я напрягся. Это было месяца три-четыре назад. Нашел ее в трущобах. Она меня узнала не сразу, а сам я в жизни ее не узнал бы. Разговор у нас долгий вышел. Решили, что Кейси у меня поживет. Она сказала: «Приду. Только дай мне еще один день». Я ей: «Слушай, я больше не того… не употребляю. Но я знаю, каково оно. Давай и ты завязывай». Назавтра заехал за ней – а ее и след простыл. Тогда я к тебе помчался, в Бенсалем. Открывает мне старушка. «Нету дома, – говорит, – что передать?»

Кошусь на отца, вспоминаю, как выпытывала о нем у миссис Мейхон. Осознаю: отец и впрямь похож на Саймона, по крайней мере, по общим характеристикам. Во всяком случае, оба подходят под описание миссис Мейхон. Оба высокие, худощавые, темноволосые. И татуировка под левым ухом у отца имеется. В полутьме, правда, ее не разглядеть.

– Ну, думаю, профукал ты, Фитцпатрик, двух дочек разом. Паршиво, а что поделаешь, – продолжает отец. – Живу дальше. Где-то через месяц звонок в дверь. Кейси. Куда пропала, почему – не отвечает. Запястье у нее сломано – а кто сломал, как – не добьешься. «Зато, – говорит, – я беременна. Ребенка хочу оставить. Сама воспитывать буду. И соскочить хочу».