Господин комендант сообщал, что при следовании арестанта (читай – обессилевшего под пытками человека волочили под руки) из комнаты допросов (читай – пыточной) тот неожиданно (ну уж точно не ожидаемо) напал на конвоиров, отобрал у одного из них кинжал и вонзил его себе точно в сердце.

Проведенным дежурным магом посмертным допросом удалось лишь установить личность резидента островной разведки в Амьене. Им оказался…

Было указано имя одного мелкопоместного барона, прекрасно известного и де Камбре, и большинству пикардийских дворян. Весельчак, всеобщий любимец, никогда не интересовавшийся политикой.

– Ваше высочество, нет слов, чтобы описать счастье видеть вас в нашем дворце!

Разговор проходил в королевском кабинете для частных приемов. Строгий, без ажурных лепнин, позолоты и статуэток, которыми был полон дворец. Стены и потолок отделаны красным деревом, лишь немного украшены узором. Массивный дубовый стол, покрытый зеленым сукном. К предметам роскоши, и то с некоторой натяжкой, можно было отнести стулья и, разумеется, величественный трон, на котором полагалось принимать посетителей.

Общий сумрак кабинета разрывал яркий солнечный свет, лившийся сквозь распахнутое по летнему времени огромное окно.

Рядом с одетым в голубые цвета королем в кабинете находились премьер-министр Галлии епископ дю Шилле в ярко-красной парадной мантии и виконт де Камбре в черном, расшитом серебром камзоле. Эдмонду IV нравилось, когда его интендант одеждой подчеркивал свое юношеское прозвище – Черный барон.

Напротив мужчин стояла принцесса Делал в скромно пошитом из безумно дорогого шелка зеленом платье.

Его величество был куртуазен до приторности. Перед принцессой Туниса он даже не присел на трон. Мило улыбался, сыпал остротами, которые, виконт де Камбре был убежден, всю ночь сочиняли придворные острословы и все утро заучивал сам король. О том, чтобы подозревать молодую девушку, чье лицо лишь немного скрывала тончайшая, лютых денег стоившая вуаль, в самозванстве, не могло быть и речи!

Епископ дю Шилле, как премьер-министр Галлии, провел самое придирчивое расследование и Святым Именем поклялся, что в королевский кабинет в сопровождении королевского интенданта виконта де Камбре вошла именно она. Ее высочество принцесса Делал… Впрочем, учитывая, что паша Туниса, ее отец, был, безусловно, мертв, как и все иные законные наследники… девушка имела безусловные и неоспоримые права на престол. Да, вассальный Стамбулу. Но никто, даже великий султан, не мог встать между ней и троном. Казнить – мог, а вот не допустить к вступлению в законные права – нет. Такой получался выверт.

Чем Галлия и собиралась воспользоваться.

– Представляете, любезная Делал… вы позволите вас так называть? Правда?! Прекрасно! Так вот, мы благодарны не только за счастье беседовать с вами, но и за спасение страны от страшной катастрофы, которую готовил Галлии ваш сюзерен. Представляете, некий самозванец был представлен королевскому двору как наш брат! И если бы не вы и ваш друг… как его… А, ладно, в общем, если б не ваш приезд, страшно подумать, что мог натворить этот негодяй.

– Я рада, что мой приезд оказался полезен вашему величеству! – Этот разговор де Камбре, де Фронсак и Транкавель репетировали с принцессой два дня, экзамен принимал сам дю Шилле, но должной тонкости формулировок за столь короткий срок добиться не удалось.

Впрочем, король, всегда чутко реагирующий на нюансы этикета, предпочел этой оплошности не заметить.

– И это прекрасно! – Эдмонд IV изобразил искренний восторг. – К сожалению, сам самозванец сумел убежать. Но в наших руках осталась его сообщница. В ближайшее воскресенье, прямо после утренней молитвы на главной площади состоится казнь, посетить которую я вас и приглашаю. Сдирание кожи заживо – такого изысканного зрелища Париж не видел лет триста!

– Да, для белокурой Дениз это будет страшный день, – вполголоса сказал де Камбре.

– Для кого?!

Принцесса не закричала, даже не повысила голос. Свой вопрос она задала шепотом. Но таким, что у всех, кто ее слышал, мороз пробежал по коже. Раскосые глаза девушки сузились, превратившись в черные щелки, вуаль не смогла скрыть раскрасневшееся, пошедшее белыми пятнами лицо.

Да, сейчас перед королем Галлии бесспорно стояла дочь паши, такая же властная, не знающая пощады к врагам, но еще не научившаяся предавать друзей.

– С кого здесь собрались сдирать кожу? – тем же зловещим шепотом она обратилась к де Камбре. Начисто игнорируя всех остальных и уже откровенно наплевав на этикет.

Виконт бросил взгляд на короля и, лишь дождавшись его кивка, ответил:

– Боюсь, что с той самой Дениз де ла Сьот, о которой вы мне рассказывали, ваше высочество. Ее арестовали два дня назад. Вчера я лично ее допрашивал. Увы, это она.

– Но… как же так… – Гнев сменился растерянностью. – То есть, спасая вашу страну от самозванца, я сама обрекла на смерть свою спасительницу?

– О чем здесь речь? – Король выглядел растерянным. – Виконт, объясните, что здесь, демон побери, происходит!

Рассказ де Камбре

Патруль, на который в ночь побега наткнулись принцесса и Дениз, означал для них смерть. Им было абсолютно понятно, что нападение кочевников организовано из Стамбула с одной целью – уничтожить весь род строптивого паши. Так что рассвета девочка однозначно бы не увидела.

Но и свидетельница никому была не нужна. Поэтому женщина и решила рискнуть собой.

Однажды во дворце один из гостей, к которому она была приставлена, после сурового нарушения заветов Всевышнего рассказал, что слуги султана активно ищут подходы к королю Галлии. Не дипломатические, разумеется, а личные. Дальние родственники близких родственников, родственники бастардов, вообще кого-то, кто мог обратить на себя пусть мимолетное, но внимание Эдмонда IV, питавшего слабость к кровным узам.

А ведь у нее была одна ночь! Ничем не закончившаяся, забытая в кошмарах пиратского набега, невольничьего рынка и беспросветного рабства.

Вот об этой ночи она и вспомнила, когда очертя голову бросилась к солдатам в безумной попытке остановить, завернуть, не дать увидеть ту самую девочку, которую и искали тогда по всему Тунису.

И повезло. Командир стражников сообразил, что поймают именно они ту девочку с родимым пятном на правой руке или нет – бабушка надвое сказала, а премия за эту вот белобрысую, дорого одетую бабу согреет его карман обязательно.

Даже если женщина соврала, вознаграждение за усердие будет выплачено. Да только вряд ли врет – за такую ложь палач ей со спины всю кожу кнутом снимет, он в этом деле большой специалист.

Так и оказалась госпожа де ла Сьот вначале в помещении стражи, потом в каком-то богатом доме в Тунисе, а затем и в Стамбуле, где какой-то невзрачный чиновник представил ей «сына».

И с этого момента пути назад не было.