Сны о Редже становятся ярче, переживания сильнее. Я слабею, а Редж, похоже, набирает силы. Не буду больше закрывать глаза. Во сне он четче, чем наяву. Я вижу его в Джозефе. Человек, похожий на того, кто был когда-то моим. Нельзя больше любить. Никогда больше не буду любить. Мне отчаянно хочется сбежать по ступеням на первый этаж, выдвинуть на кухне ящик для ножей, схватить нож, пробежать по траве к дому Критча и колоть Джозефа, резать его, пока он не умрет, резать его снова и снова.

Почему во мне все время бушуют плотские страсти? Можно убить Джозефа, но как мне убить Реджа? Если я покончу с собой, останусь ли я навсегда прикована к Реджу цепями брака? Сон. Муж и жена. Мы держимся за руки, он тащит меня за собой к вечным мукам, всю избитую, тащит, как тряпичную куклу. Следы этого сна я нахожу наяву.

Слова свободно лились из-под пера Клаудии, но тут в дверь постучали. Она прислушалась: не показалось ли? Снова постучали. Клаудия вздохнула и поднесла кончик ручки к бумаге, но мысль пропала. Только стук в ушах. Громкий стук.

Терпеть его не было сил, и Клаудия нехотя поднялась. Стук становился все более требовательным, он подгонял, заставлял живее спускаться по ступеням. Кто же это такой?

Клаудия открыла дверь, на пороге стоял симпатичный молодой человек в военной форме. Он прижимал к груди блокнот и заметно нервничал.

— День добрый, — сказал он.

— Здравствуйте.

— Матрос первой статьи Несбитт, мэм.

За его спиной сверкал залив. Вдоль всего берега был воздвигнут забор из фанеры, очевидно, для того, чтобы любопытные не лезли на пляж и не увидели, не дай бог, чего лишнего. Над холмами на западе по-прежнему кружили вертолеты, они устанавливали гигантские металлические диски, на которых то и дело что-то вспыхивало. Интересно, зачем они? Спутниковые антенны для передачи сигнала с места событий для прессы?

— Мы обходим дома, проверяем, здоровы ли жители. — Несбитт заглянул в блокнот. — Вас зовут Клаудия Кайл?

— Да. — Ее поразило, насколько юным выглядел этот солдатик, лет восемнадцать-девятнадцать, не больше, совсем ребенок. — Ко мне кто-то уже приходил.

Несбитт оглянулся, у дома Критча хлопнула дверца. Заработал мотор, и вниз по дороге промчался автомобиль. За рулем женщина. Жена Джозефа. Машину слегка мотало из стороны в сторону. Солдат собрался было помчаться за ней следом, он поднял руку и открыл рот, чтобы крикнуть, но передумал. Несбитт снова повернулся к Клаудии, щеки его горели от смущения.

— Ничего, с ней я еще поговорю, — сказал он и облизнул губы. Улыбка у него была неуверенная, мальчишеская.

— Поговорите.

Несбитт взглянул на грудь Клаудии и поднял голову.

— Как ваше самочувствие? — спросил он и покраснел еще больше.

Клаудия закрыла глаза, ноги подкашивались от слабости, она нахмурилась.

— Самое главное, мэм, как у вас с дыханием?

— С дыханием? — Клаудия открыла глаза, мир стал как будто немного ярче. Лицо у молодого человека было таким чистеньким, таким взволнованным. Она посмотрела на его губы. Не слишком полные, но и не слишком тонкие. Ей страшно захотелось его поцеловать. Прильнуть к этому юнцу и тем спастись. Только и всего. Просто поцеловать его. Ну, может, еще прижать к груди. Погладить теплую голову, теплые волосы. Поцеловать и, не чувствуя времени, не двигаясь, глядеть ему в лицо. Позабыть все свои беды.

— Ну да.

Она глубоко вдохнула, потом выдохнула.

Несбитт еще раз быстро взглянул на ее грудь. Результат его удовлетворил, он кивнул, поставил галочку в своем блокноте и написал какую-то цифру рядом с галочкой.

— Благодарю вас, мэм. Простите, что побеспокоил. Если понадобится помощь, звоните по этому номеру. — Он протянул ей. — Бумажку можно наклеить на телефонный аппарат. Да, в доме, кроме вас, кто-нибудь еще есть?

— Никого. — Клаудия взяла бумажку и равнодушно посмотрела на номер. — У меня нет телефона. — Она заметила, что солдат читает надпись у нее на рукаве.

Несбитт посмотрел ей прямо в глаза, но ничем не выдал осуждения за то, что она сотворила с ночной рубашкой. — Мне нужно наклеить это на вашу дверь. — Он достал из своих бумаг еще один листок, на этот раз зеленый и побольше размером. На нем были нарисованы три зеленые волны. Несбитт отклеил от задней стороны белую бумажку и прилепил знак на стекло в двери Клаудии.

— Спасибо, — сказала она.

— Да что вы. — Солдат улыбнулся и приложил пальцы к фуражке. — Значит, в доме больше никого нет?

Клаудия молча смотрела на него. Ей вспомнилась цитата, неизвестно откуда: «Мой дом никогда не пустует, и сердце всегда переполнено».

— Нет, — наконец ответила она.

Молодой человек снова кивнул, улыбка у него была честная и открытая, казалось, он знает Клаудию намного лучше, чем она думает, и намного лучше, чем можно было бы ожидать, к ней относится. Несбитт повернулся и пошел к дому Критча. Клаудия посмотрела на большую зеленую наклейку, покусала нижнюю губу и захлопнула дверь. Руки дрожали.

Клаудия вернулась наверх в мастерскую, села за стол и начала писать:

Я снова вернулась. Ходила вниз. В мою дверь постучал солдат. Мы поговорили, он оставил мне наклейку, и я прилепляю ее сюда. Это номер телефона на случай беды. Меня спасет тот, кому я позвоню. Солдат стоял прямо передо мной всего минуту назад. Теперь он ушел, но все еще занимает место в моей голове. Оптическое эхо. Я вижу, как он протягивает наклейку, как улыбается мне. Он ушел из моей жизни, но остался со мной. Я стояла с ним лицом к лицу, и теперь он со мной. Все, кого я когда-либо видела, остались со мной. Словно затем, чтобы я не сошла с выбранного пути. Из них, их жизней, их забот, состоит и моя жизнь. Моя жизнь. Что значит эта жизнь, если я одна?

Над головой раздается тихий стук. В нем то появляется, то пропадает ритм. Птица стучит клювом по крыше. Скорее всего, ворона, словно я уже запечатана в гробу, и темные создания подбираются ко мне, крадутся, ползают и летают. Я превращу себя в пыль. Яне стану гнить им на радость.

Почему, ну почему я такая?

Не успел Несбитт поднять руку, чтобы постучать в дверь дома Критча, как дверь распахнулась, на пороге стояла старушка.

— Да? — сказала она и улыбнулась, на маленьком личике и розовых деснах играли солнечные блики. Старушка прищурилась, чтобы получше разглядеть гостя, и ободряюще погладила его по руке.

— Ну, рассказывай, с чем пришел, голубок.

— Это дом Критча? — спросил Несбитт.

Женщина выглядела немножко чудной, от ее прикосновения по руке разлилось приятное тепло, глаза старушки, казалось, смотрели прямо ему в душу, даже сердце забилось чаще под ее нежным взглядом. Такое с ним случалось только, когда он был влюблен.

— Да, только сам-то Критч помер давно.