Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Покурим? – наконец-то предложил Юрий. Они с Виктором уже надели пальто и нетерпеливо переминались с ноги на ногу в дверях купе.
– Мы с вами, – сказала я, бросив взгляд на Сергея. Все вместе мы вышли на трясущуюся площадку тамбура между вагонами, пытаясь удерживать равновесие на ледяном ветру и пробирающем до костей морозе.
Сергей, насколько я знала, не курил, поэтому была удивлена, увидев, что он сделал пару затяжек.
– Холодно, – объяснил он, неловко улыбаясь и показывая рукой на невидимый морозный воздух.
Дрожа от холода, я тоже решила последовать его примеру и сделала свою первую в жизни затяжку. В ночной тьме и под стук колес мчащегося на юг поезда мы передавали друг другу сигарету. Я почувствовала, что поплыла, мимо меня в окне пролетали едва различимые очертания ночного пейзажа.
Мы молча стояли в тесном тамбуре, прижавшись друг к другу. В нашем разговоре не было слов, лишь энергия и выразительность. «Мы здесь все не в своем уме»[160]. – как бы говорил своим взглядом Сергей.
Перед возвращением в купе мы все сфотографировались на «Полароид», чтобы зафиксировать этот момент, навсегда зависший во времени и пространстве между Петербургом и Москвой.
«Yeah, we go together, running in the shadows. We must never break the chain, never break the chain»[161], – тихо мурлыкала я себе под нос, пытаясь удерживать равновесие с камерой в руках в трясущемся тамбуре. В тот момент эти слова Стиви Никс[162] значили для меня все. Рельсы мчались у нас под ногами, а вагоны были сцеплены друг с другом своими холодными металлическими пальцами. Я точно так же чувствовала неразрывность нашего единства – и мечтала, чтобы никогда не рвалась эта цепь.
«По причине гастролей московские друзья “Кино“ не смогли поздравить Джоанну и Юрика в Питере, и Стингрей поступила, как Магомет по пословице, пошла по проторенной дорожке и привезла на Николину Гору всю свадьбу», – объяснял много лет спустя в своей видеопрограмме Саша Липницкий[163].
Я наняла в Москве автобус, который отвез нас всех на Сашину дачу на Николиной Горе – русский эквивалент Ист-Хэмптона[164], в 45 минутах езды от Москвы. Кроме нас четверых, на приготовленный Сашей и его очаровательной женой Инной великолепный ужин с горячей едой и огромным ассортиментом напитков собрались Джуди, Африка, Костя, Вася Шумов из московской группы «Центр» и «Звуки Му» в полном составе. Весь день мы сидели за столом: ели, пили, говорили, опять пили. Петя Мамонов, эксцентричный вокалист «Звуков Му», казался в тот вечер необычайно расслабленным и довольным. В какой-то момент он взял гитару и запел прямо за столом:
Потом, когда мы с Виктором и Костей расслабленно улеглись в одной из спален большого дачного дома, среди наклеенных по стенам рок-плакатов и фотографий, Костя стал петь одну из своих песен. Даже для аудитории всего из двух человек он полностью преобразился, дух его слился с духом музыки:
Приложившись к бутылке, Виктор в свою очередь тоже взял гитару. Его песня была такой же мощной и такой же чистой – эти двое были лучшими из лучших. Я чувствовала уникальность момента – друзьями они не были и не так уж много времени проводили вместе, но в тот вечер, в этой комнате музыка победила всё.
К тому времени я давно уже перестала удивляться количеству алкоголя, которое способны были потребить русские, но с пьянством «Звуков Му» сравниться не мог никто. Они начали джемовать в оборудованной на верхнем этаже Сашиного дома студии: грохот, крики и беспорядочный набор музыкальных звуков продолжались всю ночь. Музыка даже больше, чем алкоголь, заставляла их существовать на пределе человеческих возможностей, сгоняя кровь в жилы, даже когда небо начал окрашивать поздний ноябрьский рассвет. Те немногие из нас, кто мог еще держаться на ногах, переступали через тела вырубившихся друзей, чтобы освежиться утренним чаем и завтраком. Саша с любовью обозревал сборище собранных им юродивых и отщепенцев – у каждого из них был свой огромный причудливый мир, которым он был готов делиться с другими.
Вернувшись в Ленинград и расслабленно улегшись на Юрия в освежающей ванне, я вдруг вспомнила, что моя туристическая виза подходит к концу. Уже на следующий день мне нужно было уезжать, а я совершенно забыла даже и думать о том, что же, собственно, мы будем делать после свадьбы. Мы столько сил отдали борьбе за эту свадьбу, и теперь, когда борьба эта увенчалась победой, я и понятия не имела о дальнейшем сценарии.
– Я знаю, что люблю тебя и хочу быть с тобой, – сказала я ему. – Но где и как?
Я закрыла глаза, а когда открыла их, то мы опять уже были в зале отправлений аэропорта Пулково, и я в его крепких объятьях.
– Дыши, – сказал он мне, как говорил всегда. – Что-нибудь мы придумаем.
В жизни, как известно, все временно, и перемены происходят вне зависимости от того, хотим ли мы их и готовы ли к ним. Я уезжала из России в ноябре 1987 года с полным счастья сердцем и переполненной счастливыми мгновениями памятью. Мои друзья, волшебные герои, научили меня верить в невозможное. В самолет я садилась, повторяя про себя бессмертные слова Льюиса Кэрролла: «Я не могу вернуться во вчера, потому что тогда я была совершенно другим человеком». Все, что я могла, – двигаться вперед и надеяться, что когда-нибудь вновь окажусь в Стране Чудес.