Но он все же потерял их из виду неподалеку от храма Дианы, заметался по сторонам, но тщетно. Юлий попытался проникнуть в священную рощу за храмом, но устрашающий вид мрачных, недобро гудящих деревьев остановил одинокого преследователя. Ужасные суеверия овладели его душой, вспомнились все жуткие слухи, что ходили по Риму о таинствах жертвоприношений подземной Гекате. Он слышал, что на этой древней земле этрусского кладбища собирались у темного алтаря ее тайные последователи. Никакие силы не могли заманить туда случайного прохожего. Юлий Луп не посмел зайти в рощу, но ему и так стало понятно, куда направились наследник императора с супругой. Он решил дождаться их возвращения здесь, у храма Дианы, затаившись на ступенях у алтаря.

Теплая ночь новолуния навеяла крепкий сон. Разбудили его громкие крики и едкий запах гари. Авентин пылал подобно гигантскому погребальному костру. Луп в ужасе заметался, не осмеливаясь покинуть прохладный мрамор храма, чувствуя, как разрастается пожар. Ему было уже не до задания префекта, и он кинулся внутрь храма, чтобы там дождаться утра. По крайней мере, думалось Лупу, богиня защитит от огня свое священное место. И действительно, огонь пощадил красивое строение, и когда Юлий утром вышел из храма, взору его предстало огромное пепелище на месте Авентинских кварталов.

Руины кое-где дымились, выбрасывая снопы искр, стоны раненых и горестный плач слышались отовсюду. Бедняки возились на пепелищах, выискивая уцелевшие вещи, под наблюдением вигилов грузили обгоревшие трупы на деревянную повозку. Юлий, шатаясь, выбрался из своего убежища и побрел по закопченной мостовой центральной улицы Авентина. Сначала он шагал не спеша, обхватив голову руками, чтобы не видеть, не слышать людского горя, затем не выдержал и побежал прочь ко дворцу префекта претория.

Номенклатор долго не пускал грязного испуганного Лупа, но тот настоял, чтобы вызвали секретаря Макрона. Деловито сновали домашние рабы, обсуждая страшный пожар. Когда Луп наконец попал в таблиний, он уже не мог стоять на ногах, голодный и злой, раздавленный ночными кошмарами.

Макрон появился не скоро. Седая голова его была всклокочена, глаза припухли и покраснели, он потирал огромной ладонью свой мощный подбородок, заросший седой щетиной.

– Ну, говори! – буркнул он, не ответив на приветствие. – Мне и так не удалось поспать из-за этого проклятого пожара. Целое утро выслушиваю жалобы и просьбы.

Луп, прижимавшийся к стене, обессиленно сполз на пол, невидящими глазами глядя перед собой. Слова, вырвавшееся из его проваленного рта, зловещим шипением разнеслись по таблинию, вспоров, точно кинжалом, воспаленный мозг префекта претория.

– Калигула – тайный приверженец поклонников Гекаты. Ночью они приносили жертвы в роще богини за храмом Дианы на Авентинском холме. Я потерял их след, не решившись вступить в проклятую рощу, но я уверен, поджог кварталов бедняков – это их рук дело. Я пересидел ночь, спасаясь от огня в храме Дианы, но я видел зарево, слышал треск горящих домов, крики о помощи, вопли сгорающих заживо. Это было ужасно!

Луп неожиданно зарыдал, обхватив колени, точно маленький ребенок. Макрон молча смотрел на него, осознавая услышанное. Мысли вихрем носились в его затуманенном мозгу. Калигула – поджигатель! Нежная Юния – его сообщница, поклонница Гекаты! Ехать на Капри! Донести Тиберию! Что делать? Месть! Месть! Смерть!

Но все эти мысли исчезали, подобно беззвучным вспышкам далекой грозы в ночном небе, и лишь одна все настойчивей билась пульсирующей болью, от нее перехватывало дыхание и громко стучало сердце. Если Юния виновна, то теперь ей не уйти от Макрона. Он восторжествует над ней, подчинит своей воле, заставит любить его! Ради этого стоило сгореть Авентину! Если б он знал, что за обладание Юнией нужно заплатить такую цену, то, не задумываясь, поджег бы весь Рим!

Невий усилием воли взял себя в руки, отдал приказание накормить и дать постель преторианцу. Рабы увели Юлия Лупа. Тот уже едва стоял на ногах: страшная смерть миновала его, но опалила душу жарким дыханием.

Макрон остался в таблинии один. Там его и нашла Энния – он сидел, подперев голову руками, и размышлял. Вокруг в беспорядке валялись стили и разломанные восковые дощечки. Невия присела рядом, прижалась щекой к колючему лицу мужа.

– Ты думаешь о минувшем? – спросила она после некоторого молчания. – Меня тоже потряс страшный пожар. Впервые за много лет выгорело дотла столько кварталов, погибшие исчисляются сотнями. Ты отправил курьера на Капри?

Макрон шумно вздохнул и с недовольством посмотрел на жену. Вечно она поучает его.

– Я лично поеду к цезарю. Это страшное бедствие невозможно описать на бесстрастном пергаменте, к тому же я уже три месяца не виделся с ним, отделываясь письмами. Неужели ты не заметила, как редко стала приходить от него почта, теперь все указания сенату он передает через Юния Силана. Тесть Калигулы уже нажил баснословные богатства и приобрел в обществе огромный вес. Этому надо положить конец. Мне ни за что нельзя лишаться доверия цезаря, которое было приобретено благодаря успешной расправе с заговорщиками Сеяна.

– О, милый мой, – протянула Энния, – заговор Сеяна жив только в памяти самого Тиберия, который боится возвращаться в Рим. Хотя это было так давно, не думаешь ли ты, что пора придумать и раскрыть новый заговор? Это укрепит твое положение.

– Тише, глупая, – зашипел Макрон, дико вращая глазами. – Хочешь быть сброшенной с Тарпейской скалы за свои опрометчивые слова?

Невий придвинулся ближе и прошептал едва слышно, так что она прочла его слова по губам:

– Тиберий и так задержался на этом свете, пора Калигуле брать власть в свои руки. Поэтому заговор не надо придумывать, его надо создать, но не привлекая посторонних глупцов, которые поджимают хвост при малейшей опасности. Я займусь этим после возвращения с Капри, а ты меньше болтай подружкам. Ни Ливилла, ни Друзилла ничего не должны знать, и тем более Агриппинилла.

– Кстати, об Агриппинилле, – прервала его Энния, горя желанием поделиться новостями. – Я получила от нее письмо сегодня утром. Она возвращается из Анция, у бедняжки был очередной выкидыш, она долго болела, а теперь, узнав, что Агенобарб на свободе, хочет вернуться и наладить семейный быт. Она выразила надежду, что Домиций успокоился после свадьбы Клавдиллы и Калигулы и примирится с ней.

Макрон недоверчиво хмыкнул. На ум пришли воспоминания о пьяных выкриках Домиция вчера на свадебном пиру. О боги, кажется, они вчера еще и повздорили. Невию вспомнились пролитые им слезы безысходности, и он опустил глаза, заметив испытующий взгляд Эннии.

– Иди к себе, жена. Я поеду к новобрачным, позавтракаю с ними и сразу отправлюсь на Капри. Сейчас вот только отдам приказания приготовить корабль и охрану. Кстати, проследи, чтобы накормили Юлия Лупа, когда он проснется. Это преторианец, он выполнял мой приказ, после этого пусть возвращается в казармы. Передай ему лично, что я о нем не забуду.

Энния послушно кивнула, поцеловала мужа и вышла из таблиния. В ее хорошенькой головке зародилась надежда. Она втайне лелеяла мысль, что со временем ее муж сможет избавиться и от Гая Цезаря, чтобы самому надеть императорскую мантию. Теперь, когда Калигула был для нее навсегда потерян и она вернула любовь Макрона, ей все отчетливее представлялась картина, как она машет народу с триумфальной колесницы, а рядом стоит ее супруг в пурпурном плаще. Она счастливо улыбнулась и легла в постель – веселая бессонная ночь вновь напомнила о себе усталостью, и под сладкие мечты Энния беззаботно уплыла в царство Морфея.