– Слышал ли кто-нибудь из вас любопытную теорию? – начал Акентьев-старший, когда шампан-ское было разлито по бокалам и первый тост – за основателя города был торжественно провозглашен. – Будто этот памятник напрямую связан с наводнениями!

– Это, позвольте, каким же образом?! – живо заинтересовался Князь.

– Все, все! – торопливо попросила Флоренция Невская и подмигнула Джейн. – Сегодня никаких теорий! Иначе они сейчас будут спорить до вечера!

Князь развел руками, показывая, что и рад бы поспорить, да видно не судьба.

Белоснежные облака плыли над Флоренцией, отражаясь в водах Арно. Бенвенуто Альдоджи давно перестал гадать, как когда-то в детстве – куда они плывут. Мечты умирают, умирает воображение. Это не страшно, когда речь идет об обычном человеке. Но художник без воображения – и сам мертвец. Бенвенуто давно чувствовал, что утратил вдохновение, хоть и не желал признаваться себе в этом.

– Мраморные облака, – сказал он тихо.

Прошел через мастерскую, сопровождаемый благоговейными взглядами учеников. При его появлении все разговоры стихли. Лица были серьезны. Бенвенуто стал особенно строг с молодыми учениками.

Словно мстил им за их молодость. За наивные надежды. Никто из них еще не знает, что все на божьем свете лишь иллюзия. Что однажды все, чем ты жил, потеряет смысл и тогда тебе останется только притворяться живым.

А он умирал уже дважды. Первый раз, когда Бьянка ушла от него навсегда. Второй, когда она умерла. Холера. Ушла к Богу, оставшись молодой и прекрасной. Спит в семейном склепе, оплаканная всеми. И унесла в могилу их тайну, их любовь.

Несмотря на все это, недостатка в желающих учиться у него не было. Его считали чудаком, странным нелюдимом, даже безумцем, но безумцем гениальным. И никто, похоже, не понимал, что шедевры, выходящие из-под его рук суть лишь бледные копии того, что он творил когда-то, когда сердце его не было разбито.

Иногда ему хотелось отправиться в далекую Россию, взглянуть на ту статую… Но было уже поздно. Слишком поздно.

Вечерами он обычно молился в спальне, более похожей на монашескую келью. А потом ученики слышали, как он меряет шагами комнату, то грозя кому-то, то умоляя. Безумный старик. В этот вечер он не уединился, как обычно, он вышел из мастерской, никому ничего не говоря. Никто ничего не спрашивал. Кто имел право задавать ему вопросы?

Воды Арно струились сквозь великий город. «Я хотел бы быть рекой, – подумал Бенвенуто, останавливаясь на пустынной набережной. – У реки нет чувств, она прекрасна и свободна». Он долго всматривался в эти воды, словно впервые видя их, словно ожидая чего-то. И вдруг там, в темной глубине, как будто блеснул свет. Бенвенуто застыл, всматриваясь в него и не веря своим глазам. Огненный светящийся шар поднялся к поверхности, заскользил вдоль набережной, словно звал за собой.

– Мастер, мастер! – кричат где-то рядом. – Мастеру плохо, он упал! Скорее, скорее! Помогите ему!

О ком это?!

Нет, не о нем. Он может идти. Он бежит, взлетает над землей, над Арно. В ослепительном сиянии Бьянка, его Бьянка, ждет его. Он уже слышит ее тихий ласковый голос.

– Мастер!

– Бьянка……Любимая!