— То, о чём ты просишь, невыполнимо! — ровно и непреклонно изрекает один из величественной троицы. Кажется, это женщина: хоть надменно-скорбные лица похожи друг на друга, но такой звонкий голос не может принадлежать мужчине.

— Почему невыполнимо? Я знаю, сколько и чего вам понадобится, а умение уже есть, драгоценные, — возражает воин.

Да, наверное, воин: никакого оружия при нём нет, но каждое слово, каждое движение губ доказывают — он ведёт бой. Очень жестокий бой.

— Тогда ты должен знать и Границы, установленные нам, — замечает второй из троицы. — И должен понимать: уступив тебе, мы нарушим Равновесие Сил. Она умерла, и этим всё кончено.

— Она ещё не умерла! — воин чуть повышает голос, в котором проступает отчаяние. Проступает. Но лишь на крохотный миг.

— Да, ты притащил нам угасающую Искру Души, — подтверждает женщина. — И сколько ты сможешь удерживать её рядом с собой? Час? Два? Может быть, сутки? Твой каприз разрушает тебя самого. Опомнись, Джерон! Не совершай очередную глупость!

— Это не глупость, драгоценная! Я ни разу не обращался к тебе с просьбой. Ни разу — ради себя. Но ради неё... Ради неё встану на колени, если потребуется.

— Мне не нужны жертвы. А тебе следует отдохнуть... Отпусти несчастную девочку. Позволь ей почить в мире и спокойствии: она это заслужила.

— Она заслужила жизнь! Новую и лучше той, что у неё отняли... Вы же и отняли, отправив её со мной! Вы подписали ей смертный приговор... — в голосе воина появляются огоньки прозрения. — Вы...

В разговор вступает последний из троицы, презрительно бросая:

— Хватит потакать этому уроду! Он никогда не научится пользоваться Весами... Я не намерен больше терпеть, драгоценные: его следует запереть и выбросить ключ как можно дальше. Да, какое-то время он был полезен, но взгляните, что с ним сделало мнимое Могущество? Он просто сошёл с ума!

— Мнимое? — рот воина кривится. — Мнимое? Оно... Оно беспредельно, в отличие от твоего!

— Беспредельно?! Сейчас ты узнаешь, кому какие пределы установлены! — латник одним текучим движением обнажает меч и оказывается в шаге от своего обидчика. А тот... Даже не двигается с места. Только по усталому лицу мимолётно скользнуло нечто, похожее на сожаление, быстро сменившееся скорбной решимостью.

Серебряная молния клинка обрушивается на воина. Падает небрежно и неотвратимо, но... В нескольких волосках от цели встречает на своём пути непроходимую преграду, и лезвие, словно завязнув в воздухе, начинает... рассыпаться прахом. Менее чем через вдох, от полосы стали остаются лишь тусклые блёстки, медленно оседающие на пол. Оружие уничтожено. Но поединок ещё не закончен: Разрушение движется дальше, пожирая плоть, прячущуюся под латами. Да и сами латы — тоже.

Нечеловеческий крик, улетевший к сводам зала — всё, что осталось. Крик и горсточка пепла на мраморных плитах. Горсточка белого пепла, которую воин насмешливо растирает ногой.

Оставшиеся в живых молчат. Наверное, потому, что стали свидетелями события, по определению невозможного. Чем иначе объяснить страх, туманом растекающийся от них по залу?

— Кто ещё сомневается в моём Могуществе? — вопрошает воин. Не злорадствуя, не смеясь, не угрожая. Спокойно и печально.

— Ты понимаешь, что сделал? — голос женщины остаётся ровным, но теперь его сухость ощутимо горчит.

— Понимаю.

— Ты убил...

— И должен буду умереть? Знаю. Но прежде... Я хочу убедиться, что ОНА будет жить.

Минута тягостного молчания.

— Хорошо. Мы сделаем то, о чём ты просишь. Хотя наш Дар не принесёт счастья никому из вас. Потому, что потребует оплаты.

— Мне не нужно счастье, драгоценная, а с оплатой... Как-нибудь справлюсь. Мне нужна справедливость. Девочка слишком ценна, чтобы меркнуть в Забвении. Сила её духа больше, чем все мои заслуги, и уже за одно это она достойна лучшей участи, чем быть навечно похороненной в памяти Мира.

— Мы выполним твою просьбу, — кивает мужчина. — Ты увидишь, как она родится вновь, но на следующее утро... Ты умрёшь от её ласки.

— Вы хотите... — голос воина срывается.

— Мы вложим её душу в сталь клинка, от которого ты примешь смерть.

— Нет... Вы не можете... Вы не должны ТАК с ней поступать! — даже не крик, а стон.

— Такова цена, которую заплатите вы оба. Ты можешь отказаться и оставить всё, как есть.

— Но тогда она... умрёт?

— Разумеется.

Долгих раздумий не было. Тёмные глаза сверкнули в последний раз и потухли.

— Делайте, что должно...

— Нет, это неправильно! Это жестоко! Не смейте!

— Ты о чём? — муть, клубящаяся перед глазами, лениво исчезает, позволяя увидеть обеспокоенное лицо Мэя.

— Я?... Почему ты здесь? И зачем...

— Я пришёл сказать тебе «до свидания». Забыл? И что ты шептал?

— Шептал? — а мне-то казалось, кричу во весь голос.

— Да. Просил кого-то «не сметь». Тебе что-то привиделось?

— Можно сказать и так. Я... сколько времени прошло?

— Времени? Да нисколько!

— Нисколько... — куда, в какой из потайных карманов Времени упало моё сознание? И как сумело вернуться? — Наверное... Нет, всё в порядке.

— Точно? — лиловые глаза мне не верят. Ни капельки.

— В порядке, в порядке! Я просто устал. Плохо спал прошлой ночью, вот и...

— А по-моему, ты врёшь. Но, пожалуй, не буду просить ни о чём рассказывать, — делает уступку эльф. — Кажется, тебе нужно побыть одному?

— Да. Нужно. Извини, что выставляю тебя из дома...

— И вовсе не выставляешь! Я сам ухожу. Но! — многозначительно поднятый вверх палец. — Ты дал Обещание. И я прослежу, чтобы оно исполнилось!

Мэй как никогда торжественен и трогателен в своём стремлении... Каком? Осчастливить меня, конечно же. Уж что-что, а эту дурацкую тягу, сияющую в чужом взгляде, я всегда смогу распознать. Потому что сам болен той же болезнью. И тяжело болен: хочу, чтобы все вокруг были... нет, не такими же счастливыми, как я, а гораздо счастливее. Хочу и добиваюсь этого. Всеми доступными способами.

— До встречи! — приказал эльф, закрывая за собой дверь.

— До встречи, — шепнул я схлопнувшимся створкам.

Так вот что за Джерона имела в виду тогда Мин...

Он был таким же, как я?

«Таким же... НЕ ТАКИМ ЖЕ... Не принимай близко к сердцу...» — получаю совет от своей подружки. Совет мудрый, спору нет. Однако настало время выяснения деталей, а не слепого следования чужим наставлениям.

Прости, не могу.

«Чего не можешь?...»