Нет! О ужас! Придется вплавь! Наши руки отчаянно цепляются одна за другую, мы задыхаемся… мы боремся с черной водой. Нам уже трудно вдыхать черный воздух поверх черной воды. Воздух уносится над нашими головами через какой-то вентиляционный люк. Мы кружимся и кружимся; мы будем кружиться до тех пор, пока не уткнемся в него, и тогда прильнем губами к этому отверстию… Но силы покидают меня, я пытаюсь уцепиться за стены. Зеркальный свод скользит из-под пальцев. Мы все кружимся и кружимся… Потом погружаемся в воду. Еще одна попытка! Последний возглас:

– Эрик! Кристина!

Буль, буль, буль – отдается в ушах. Буль, буль, буль… Мы беспомощно барахтаемся в черной воде. Перед тем как окончательно лишиться чувств, я слышу вдалеке: „Бочки! Бочки! Вы продаете бочки?“»

Глава 27

Конец любви Призрака Оперы

На этом заканчивается запись рассказа, оставленная мне Персом.

Несмотря на весь ужас ситуации, когда виконт де Шаньи и его спутник были, казалось, приговорены к неминуемой смерти, им удалось спастись благодаря великой жертве, которую принесла Кристина Даэ. И я предоставляю вам услышать, чем завершилось это приключение, из уст самого Перса, бывшего начальника полиции в Тегеране.

Когда мы встретились с ним, он по-прежнему жил в своей маленькой квартирке на улице Риволи, напротив Тюильрийского сада. Он был очень болен, и потребовалось призвать на службу истине весь мой пыл репортера-историка, чтобы уговорить его решиться и еще раз, вместе со мной, пережить невероятную драму.

Служил ему все тот же старый верный Дариус, который и проводил меня к нему. «Дарога» принял меня, сидя в просторном кресле, возле окна, выходившего в сад; он все время пытался выпрямить торс, прежде очень стройный. Глаза его были по-прежнему яркими и выразительными, хотя лицо выглядело усталым. Он полностью обрил себе голову, на которую некогда надевал папаху из каракуля; одет был в широкий халат очень простого покроя и бессознательно, спрятав руки в рукава, перебирал пальцами, но разум его оставался ясным.

Он не мог без волнения вспоминать пережитые страхи, и мне пришлось по кусочкам вытягивать из него поразительный финал этой странной истории. Иногда он заставлял долго упрашивать себя, прежде чем ответить на мои вопросы, а иногда, вдохновленный воспоминаниями, он безостановочно описывал, с захватывающими подробностями, ужасающий образ Эрика и страшные часы, проведенные им с виконтом де Шаньи в жилище на озере.

Надо было видеть снедавшее его волнение, когда он дошел до того, как очнулся после наводнения в тревожном сумраке комнаты в стиле Луи-Филиппа. Вот конец этой истории, записанный с его слов.

Открыв глаза, «дарога» увидел, что лежит на кровати. Над ним склонялся то ангел, то демон. Виконт вытянулся на диванчике-канапе рядом с зеркальным шкафом.

После миражей и галлюцинаций в «камере пыток» отчетливость обыденных деталей этой маленькой спокойной комнаты, казалось, была предназначена, чтобы окончательно поколебать стойкость духа несчастных пленников и бросить их на этот раз в реальный кошмар. Кровать, напоминающая ладью, стулья красного дерева, натертого воском, комод с медными ручками, кружевные салфетки, аккуратно наброшенные на спинки кресел, настенные часы с маятником и камин, где по сторонам стояли такие безобидные на вид шкатулочки, наконец, этажерка, где теснились раковины, красные подушечки-игольницы, кораблики из перламутра и огромное страусиное яйцо – вся эта обстановка, отмеченная печатью трогательной безвкусицы, выглядевшей в глубоких подземельях Оперы столь спокойно и разумно, неназойливо освещалась лампой под абажуром, стоявшей на круглом столике, и развеивала прошлые фантасмагории.

Тень человека в маске в этой скромной, аккуратной обстановке представлялась еще более чудовищной.

Склонившись к самому изголовью Перса, человек вполголоса произнес:

– Тебе лучше, «дарога»? Осматриваешь мою мебель? Это все, что осталось мне от моей бедной матери…

Он добавил еще что-то, что Перс так и не смог припомнить, и это казалось ему довольно странным, ибо он обладал профессиональной памятью и точно помнил, что в этой непритязательной атмосфере комнаты в стиле Луи-Филиппа разговаривал только Эрик. Кристина Даэ не произнесла ни слова; она двигалась бесшумно, как сестра милосердия, давшая обет молчания, поднося то лекарственный отвар для сердца, то дымящийся чай. Человек в маске принимал у нее чашечку и протягивал Персу.

Что до виконта де Шаньи, то он спал.

Влив немного рома в чашечку с чаем, приготовленным для Перса, Эрик сказал, указывая на спящего виконта:

– Он очнулся задолго до того, как мы поняли, что ты еще увидишь свет дня, «дарога». С ним все в порядке. Он спит. Не надо будить его.

В какой-то момент Эрик покинул комнату, и Перс, приподнявшись на локте, огляделся. В углу у камина он различил белый силуэт Кристины Даэ. Он попытался что-то сказать ей, но, обессилев, снова откинулся на подушку. Кристина приблизилась к нему, приложила ладонь к его горячему лбу и затем отошла. Перс хорошо помнил, что она даже не взглянула на лежавшего рядом виконта, который и правда спокойно спал, и опять села в свое кресло у камина, безмолвная, как сестра милосердия, давшая обет молчания…

Эрик вернулся с маленьким флаконом и поставил его на камин. И еще тихо, чтобы не разбудить де Шаньи, сказал Персу, усевшись у изголовья и щупая ему пульс:

– Теперь вы оба спасены. Скоро я отведу вас наверх, чтобы доставить удовольствие моей жене.

Затем поднялся и исчез, не вдаваясь более в объяснения.

Тогда Перс посмотрел на дышащий спокойствием профиль Кристины, освещенный лампой. Она читала книжечку с золотым обрезом, какой бывает у религиозных изданий. Такие книги выпускает издательство «Имитасьон». У Перса все еще звучал в ушах спокойный голос Эрика: «Чтобы доставить удовольствие моей жене».

«Дарога» снова тихо позвал девушку, но она, видимо, погрузилась в книгу и не услышала.

Вернулся Эрик. Напоил Перса какой-то микстурой и велел больше не обращаться ни к его «жене» и вообще ни к кому из присутствующих, потому что это опасно для здоровья любого из них.

С этого момента в памяти Перса запечатлелась только черная тень Эрика и белый силуэт Кристины, которые скользили по комнате, все время храня молчание, и время от времени наклонялись над виконтом де Шаньи. Перс был еще очень слаб, и при малейшем шуме, даже при скрипе дверцы зеркального шкафа, у него начиналась головная боль. Потом он погрузился в сон, как Рауль де Шаньи.

На этот раз он проснулся уже у себя дома, окруженный заботой верного Дариуса; тот рассказал, что прошлой ночью Перса нашли у порога квартиры, куда его, верно, доставил какой-то неизвестный, потрудившийся позвонить в дверь, прежде чем удалиться.