Весь лоск сошёл с него в это время. Его гнев был распалён; его гордость — даже такой человек имел свою гордость — была глубоко уязвлена. Два раза пытался он провести эту женщину, и два раза эта женщина провела его.

Он вышел из кэба, приехав в гостиницу во второй раз, и попробовал подкупить слуг деньгами. Результат этого опыта показал ему, что они не могли продать никакие сведения. После минутного размышления он, прежде чем вышел из гостиницы, спросил дорогу к приходской церкви.

«Может быть, стоит попытаться», — подумал он, назвав адрес извозчику.

— Скорее! — закричал он, посмотрев прежде на свои часы, а потом на отца. — Минуты драгоценны, а старик-то начинает слабеть.

Эго была правда. Все ещё способный слышать и понимать, Бэшуд уже был не способен говорить; он уцепился обеими руками за крепкую руку сына и с отчаянием опустил голову на его плечо.

Приходская церковь стояла в стороне от улицы, на открытом месте, была окружена решётками, к ней вели ворота. Оттолкнув отца, Бэшуд-младший отправился прямо в ризницу. Клерк, убиравший книги, и помощник его, псаломщик, были единственными людьми в ризнице, когда он вошёл туда и попросил позволения взглянуть на брачные записи этого утра.

Клерк важно раскрыл книгу и отошёл от стола, на котором она лежала. В книге в это утро было записано три брака, и первые две подписи на странице были: «Аллэн Армадэль!» и «Лидия Гуильт!»

Даже Бэшуд-младший, не знавший правды, не подозревавший, к каким страшным последствиям могло повести утреннее происшествие, даже он вздрогнул, когда глаза его прочитали эту запись. Дело совершилось! Что бы ни вышло из этого, дело совершилось! Свидетельство о браке, который был и законен и вместе с тем ложен относительно осложнений, к которым он мог повести, было записано в книге. Собственным почерком Мидуинтера, вследствие рокового сходства имён, было представлено доказательство, которое могло убедить всякого, что не Мидуинтер, а Аллэн был мужем мисс Гуильт!

Бэшуд-младший закрыл книгу и возвратил её клерку. Он спустился с лестницы, угрюмо сунув руки в карманы. Серьёзный удар был нанесён его профессиональному самолюбию.

Сторож встретил его у церковной стены. Он подумал с минуту, стоит ли истратить шиллинг на расспросы этого человека, и решил, что стоит. Если бы их можно было выследить и нагнать, то появилась бы возможность даже и теперь увидеть деньги Армадэля.

— Как давно, — спросил он, — первая чета, обвенчавшаяся здесь сегодня, вышла из церкви?

— Около часа, — отвечал сторож.

— На чём они уехали?

Сторож не ответил на второй вопрос, пока не спрятал в карман деньги.

— Вы не проследите их отсюда, сэр, — сказал он, когда получил свой шиллинг. — Они ушли пешком.

— И вы больше ничего не знаете?

— Ничего не знаю, сэр.

Оставшись один, даже сыщик частной справочной конторы остановился на минуту в нерешительности, прежде чем возвратился к отцу, ждавшему в кэбе у ворот. Он был выведен из этой нерешительности внезапным появлением извозчика за оградой церкви.

— Я боюсь, что старому джентльмену стало плохо, сэр, — сказал извозчик.

Бэшуд-младший сердито нахмурился и вернулся к кэбу. Когда он отворил дверцу и заглянул в кэб, отец его наклонился вперёд и посмотрел на него, безмолвно шевеля губами, дрожа всем телом, бледный как смерть.

— Она провела нас, — сказал сын. — Они обвенчались сегодня утром.

Тело старика с минуту качалось из стороны в сторону, ещё через минуту глаза его закрылись, а голова упала вперёд, на переднюю скамейку кэба.

— Вези в больницу! — закричал сыщик. — С ним обморок. Вот что вышло из того, что я отступил от своего правила, чтобы угодить отцу! — пробормотал он, угрюмо поднимая голову Бэшуда и развязывая ему галстук. — Прекрасное утреннее занятие! Клянусь всем святым, прекрасное утреннее занятие!

Больница была близко, и дежурный доктор — на своём посту.

— Оправится он? — грубо спросил Бэшуд-младший.

— Кто вы? — спросил доктор не менее резко со своей стороны.

— Его сын.

— Не подумал бы этого, — ответил доктор, взяв лекарство, поданное ему сиделкой и отходя от сына к отцу с видимым облегчением, которого не трудился скрывать. — Да, — прибавил он минуты через две, — ваш отец оправится на этот раз.

— Когда его можно будет перевезти отсюда?

— Часа через два.

Шпион положил визитную карточку на стол.

— Я приеду сам или пришлю за ним, — сказал он. — Я полагаю, что теперь могу ехать, если оставляю моё имя и мой адрес.

С этими словами он надел шляпу и ушёл.

— Какой скот! — сказала сиделка.

— Нет, — спокойно возразил доктор, — он человек.

В десятом часу вечера Бэшуд проснулся в своей постели в гостинице. Он проспал несколько часов, после того как его привезли из больницы, и душа его и тело теперь медленно оправлялись.

Свеча горела на столе возле кровати, и на нём лежало письмо. Почерк был его сына, и в письме было сказано следующее:

«Любезный батюшка, привезя вас благополучно из больницы в гостиницу, я думаю, что могу похвалиться, что исполнил мой долг к вам и могу считать себя свободным заняться своими делами. Занятия помешают мне увидеться с вами сегодня, и не думаю, чтобы я был в ваших местах завтра утром. Мой совет вам возвратиться в Торп-Эмброз и продолжить работу в управительской конторе. Где бы ни был мистер Армадэль, он должен, рано или поздно, написать к вам по делам. Помните, что я впредь умываю руки от всего этого дела. Но если вы хотите помешать его браку, то сможете разлучить его с женой.

Пожалуйста, заботьтесь о себе.

Ваш любящий сын Джемс Бэшуд».

Письмо выпало из слабых рук старика.

«Как жаль, что Джемми не мог прийти ко мне сегодня, — подумал он, — но всё-таки он добр, что посоветовал мне!»

Он с трудом повернулся на кровати и прочёл письмо во второй раз.

— Да, — сказал он, — мне ничего больше не осталось, как возвращаться. Я слишком беден и слишком стар, чтобы пуститься за ними в погоню.

Он зажмурил глаза. Слезы медленно струились по его морщинистым щекам.

— Я наделал хлопот Джемми, — прошептал он слабым голосом. — Я боюсь, что я наделал неприятных хлопот бедному Джемми!

Через минуту слабость охватила его, и Бэшуд опять заснул.

Часы соседней церкви пробили десять часов. Когда часы пробили это время, поезд, который должен был успеть к пароходу, с Мидуинтером и его женой в числе других пассажиров, быстро приближался к Парижу. Когда часы пробили этот час, вахтенный на яхте Аллэна увидел Лэндэндский маяк и направил судно к Ушанту и Финистерре.

Неаполь. Октября 10. Сегодня минуло два месяца с тех пор, как я объявила, что закрыла мой дневник, с тем чтобы никогда его не открывать.