— Ха-ха! — ехидно сказал Петриченко. — Ты что, маленькая? Не знаешь, как такие дела делаются? Дай мне на пару дней любого героя, и он признается, что самого папу римского убить собирался. Или что он сам — папа римский! В общем, все, кончили болтать. Убивать я тебя не стану, русский моряк рук о бабу не станет марать. Но работать на вас отказываюсь. Баста!

Зоя перевела дух: «Раз убивать не будет, значит, с ним можно поговорить…» Терять агента она ни за что не хотела.

— Степан, — сказала она. — Давай вместе разбираться.

— Ну давай, — нехотя отозвался он.

И полтора часа Зоя увещевала столь нужного ей агента. Врала, изворачивалась, признавала, что он прав… Такой красноречивой она никогда в жизни не была. В конце концов убедила Петриченко, что он должен работать на Россию. Да, видимо, в органы суда и прокуратуры пробрались враги, которые судят и убивают честных людей. Но Россия-то осталась!

Бог ты мой, как подумаешь, сколько гнусностей и преступлений совершалось именем нашей несчастной России…

Зоя была очень довольна тем, как обработала Петриченко. Он и дальше добросовестно трудился с ней, а потом и с другим сотрудником, который пришел ей на смену. От Петриченко поступали очень важные сведения о том, что финны и германцы совместно собираются выступить против СССР.

О его дальнейшей судьбе Зоя старалась не думать, ибо судьба эта была печальна. В 1945 году Петриченко, до этого отсидевший в финском лагере как советский шпион, был передан советской контрразведке и осужден на десять лет как… агент белогвардейцев. Ну да, он же состоял в белоэмигрантской организации! Но почему-то никто на следствии не принял во внимание, что состоял он там по заданию советской разведки! Если даже Зоя свидетельствовала в пользу Петриченко, это тоже не было учтено.

Хотя вряд ли она за него заступалась, ей тогда было ни до кого… Но об этом позднее.

В 1938 году Борису Рыбкину лично Сталиным было поручено провести секретные переговоры с финским правительством от имени правительства СССР. Требовалось урегулировать советско-финские отношения и получить от финнов согласие на совместные оборонные меры — повысить безопасность Ленинграда и как-то противодействовать антисоветской политике, которую проводила Германия в Финляндии.

К этому времени Борис Рыбкин (Кин) был весьма именитым разведчиком. Если бы его переговоры завершились успешно, не исключено, что «зимней войны» между СССР и Финляндией не было бы. Однако Финляндия откровенно ориентировалась на Германию и интереса к переговорам не проявила.

Именно это и заставило Центр перевести Ярцевых-Рыбкиных на деятельность в так называемом «немецком направлении». Требовалось собирать информацию о намерениях Германии в отношении СССР, оказывать содействие другим разведчикам, которые работали в той же сфере.

Пока Кин был занят переговорами, Зоя фактически руководила деятельностью резидентуры. От своих многочисленных агентов она получала сведения о реакции финнов на советские предложения, а также продолжала встречи с оперативными агентами.

Одним из них был Павел Судоплатов, знаменитый впоследствии генерал, тогда работавший под псевдонимом Андрей. Он прибыл в Финляндию из Германии после выполнения правительственного задания по ликвидации одного из руководителей Организации украинских националистов — Павла Коновальца. В Финляндии Судоплатов выяснял оставшиеся связи Коновальца. Одним из объектов его разработки был некто Полуведько.

«В Финляндии (а позднее и в Германии) я жил весьма скудно: у меня не было карманных денег, и я постоянно ходил голодный, — вспоминал потом Судоплатов. — Полуведько выделял мне всего десять финских марок в день, а их едва хватало на обед — при этом одну монетку надо было оставлять на вечер для газового счетчика, иначе не работали отопление и газовая плита. На тайных встречах между нами, расписание которых было определено перед моим отъездом из Москвы, Зоя Рыбкина и ее муж Борис Рыбкин, резидент в Финляндии, руководивший моей разведдеятельностью в этой стране, приносили бутерброды и шоколад. Перед уходом они просматривали содержимое моих карманов, чтобы убедиться, что я не взял с собой никакой еды: ведь это могло провалить нашу «игру».

Как-то раз Зое пришлось отправиться в Норвегию для установления связи с неким нелегалом Антоном и передачи ему запасных документов и денег для разведчиков — членов его диверсионных групп. Зоя в то время была представителем Интуриста и под этим прикрытием могла свободно ездить в соседние с Финляндией страны: Швецию и Норвегию.

Антон был ценнейшим агентом. Настоящее имя его — Эрнст Вольвебер. У него была отличная политическая биография: рабочий, профсоюзник, коммунист, с 1932 года — депутат рейхстага, антифашист, руководитель Западноевропейского бюро Коминтерна… Антон стал одним из первых немецких агентов, завербованных советскими спецслужбами.

В 1933 году Антон стал секретарем Международного союза моряков (МСМ), филиалы которого имелись по всему миру и стали прикрытием для подрывной нелегальной работы. МСМ называли «Лигой Вольвебера». Задачей «Лиги» являлись акции саботажа и диверсии, и Антон организовывал их виртуозно. Было уничтожено около двадцати немецких кораблей, а также три итальянских и два японских корабля, румынские, датские, шведские суда… С командой, понятное дело: крушения-то происходили в открытом море. Ну что ж, революция требует жертв, кому сие не известно!

Итак, Зоя выехала для встречи с Антоном в Осло. Чтобы вызвать агента на встречу, нужно было утром посетить другого агента — зубного врача и попросить его сделать шесть золотых коронок. Это был пароль.

Она переночевала в отеле и к десяти утра собиралась на встречу, как вдруг в двери начал стучать директор отеля: просил открыть. Зоя насторожилась — в Осло гестапо чувствовало себя как дома. Что, если?

— Но я не одета! — капризно выкрикнула она. — Я только что из ванны. Зайдите через полчасика, хорошо?

Итак, у нее было полчаса на обдумывание. Что делать с шифрами и паспортами? Уничтожить? Но тогда группа Антона не получит необходимых документов. Придется рисковать…

Зоя разместила паспорта под своей плотно облегающей «грацией», которая уже не раз служила ей тайником, тоненькие листки с шифрами скомкала в руке: если что, успеет сунуть их в рот и проглотить.

Когда снова постучали в дверь, Зоя открыла, но трех мужчин в комнату не впустила. Один показал какой-то значок на отвороте пиджака — наверное, он был из контрразведки — и попытался оттеснить Зою в номер. Но это было его ошибкой. Проскользнув под его рукой, она выскочила в коридор и устроила ужасный скандал. Кричала о «возмутительном отношении к работнику советского Интуриста, о том, что «мы в наших отелях не допускаем нарушения покоя наших гостей». Из соседних номеров начали выглядывать люди.

— Я уезжаю! Немедленно! Пусть вынесут мой чемодан!

Прибежала горничная, собрала вещи вспыльчивой постоялицы. Зоя чуть не хихикнула: наверняка девушка из «тех», вон как присматривается к белью и платьям, но без толку, моя милая, напрасно ты шаришь глазками и проминаешь все швы ловкими ручками! Коридорный вынес чемодан вниз. Швейцар остановил такси.