– Тогда прочти. – Никифор протянул лист пергамента с текстом. Каждая буква в нём была выписана каллиграфическим почерком, чётко и ясно. Илья даже позавидовал. Он же писал как курица лапой и иной раз сам не мог разобрать свои записи.

– Всё верно, никто не пропущен.

– Ты сделал для общины большое дело, сын мой! А пока ступай и держи язык за зубами. Как имя твоё?

– Илия.

– Не тот ли ты Илия, что сражался на арене Колизея? Наслышан! Благословляю тебя на добрые дела во имя веры! Да хранит тебя Господь!

Обратно его выводил снова епископ. Воистину, не катакомбы, а лабиринт Минотавра, не хватает только нити Ариадны.

Домой Илья возвращался с чувством выполненного долга. Однако, не пройдя и половины пути, почувствовал себя неважно. Переволновался? Но он не настолько впечатлительный, и нервы у него в порядке.

Илья остановился и опёрся о стену дома. Съел что-то несвежее? Так он не завтракал сегодня. Заразился какой-то болезнью? Но он всегда мыл руки и воду пил только кипячёную. Сенатор отравил вином? Так ведь в кубки наливали из одного кувшина, и сенатор отпил первым.

Илья предполагал нечто подобное и дождался, пока Сервилий отопьёт первым. Хотя всех хитростей он не знал, однако предполагал, что коварство сенатора не знает границ. Но он даже представить не мог, что Сервилий устроит ему смертельную ловушку. Вино отравлено не было, а вот кубок серебряный был смазан изнутри ядом – среди патрициев такой способ избавляться от неугодных или конкурентов был довольно распространён.

На слабеющих ногах Илья направился к дубу. Один раз дерево уже спасло его от «чёрной смерти», эпидемия которой прокатилась по империи. Благо идти было недалеко, и Илья про себя возблагодарил за это Бога, потому что слабел с каждой минутой. Сенатор полагал, что яд подействует быстрее, чем Илья успеет передать кому-либо полученную информацию.

Комбинация была задумана великолепно, и осечки не предполагалось. Сенатор получал расписку, а Илья умирал от яда, унося с собой в могилу имена предателей. Но сенатор и предположить не мог о дереве.

Илье пришлось собрать всю волю и силы в кулак, чтобы не рухнуть посреди мостовой. Из последних сил, качаясь, как пьяный, он добрёл до дуба и обнял его.

Так он стоял долго, не чувствуя улучшения. Но постепенно стала уходить слабость, перестали подкашиваться ноги, не кружилась голова. И только к вечеру, когда солнце коснулось верхушек гор на горизонте, он почувствовал себя сносно. Не было обычной бодрости, какая бывала после объятий с деревом, но и вконец разбитым он себя больше не чувствовал. Видимо, яд был очень сильным или доза запредельная, которой можно лошадь убить.

Он оторвался от дерева, понимая, что пора идти домой, и замер. Кора на дубе в тех местах, где он прижимался к дереву, сделалась чёрной. Прямо фигура его отпечаталась. В тот день, когда дуб спас его от чумы, такого не было. Илья решил, что дуб высосал из него яд. Он провёл рукой по коре дерева:

– Благодарю, брат, за помощь. Второй раз ты мне жизнь спасаешь.

Зашелестели листья, склонились ветви – дуб отвечал, или это был просто порыв ветра? Илья же лишний раз убедился в коварстве и изощрённой хитрости римлян. Пожалуй, славяне до такого не доросли, попроще будут.

К дому он шагал уже бодро. Но только постучал в дверь, как она распахнулась, и на шею бросилась Немезида:

– Беда у нас!

Когда же судьба перестанет грузить его неприятностями? Илья вздохнул:

– Что случилось? Ты заболела?

– Хуже. Кастор…

– Что «Кастор»? Ну, говори же, не тяни кота за хвост…

– Кастор повесился…

– Как?! – Известие его шокировало.

– Идём.

Позади дома был сад, где росли фруктовые деревья, и там же стояла скромная беседка. На мощной ветке одного из деревьев была верёвка, в петле которой висел Кастор. Вид у него был жутким – выпученные мёртвые глаза, вывалившийся, посиневший язык.

– Как это случилось? – Илья присел на скамейку.

– Я его с утра не видела. Ты ушёл, не позавтракал, он тоже не вышел из комнаты, и я подумала, что спит. После обеда вышла в сад, а тут… Кошмар! Это же самый страшный грех, его не отмолишь. Почему он наложил на себя руки?

– Откуда мне знать? Чужая душа – потёмки.

Причину самоубийства Кастора Илья знал, но говорить Немезиде не стал. К чему ей знать, что Кастор, которого они прятали, оказался предателем? Видимо, переживал своё предательство, поскольку был священником и порядочным человеком. И не нашёл для себя другого выхода, как покончить жизнь самоубийством.

В душе Ильи боролись разные чувства. Жалость к Кастору – смерть никого не красит и не может исправить ошибки, и в то же время облегчение. Если бы Кастор не повесился, Илья решился бы на убийство. После того, как он узнал от Кастора, сколько информаторов, а по сути – предателей оказалось среди клира, он желал всем им смерти. Измена должна быть наказана. Вот только Кастора он знал, и ему было по-человечески его жаль.

Илья сходил за ножом, обрезал верёвку и уложил тело Кастора на землю. Конечности его уже окоченели.

По правилам, умершего священника должны отпевать по особому обряду. Но Кастор – предатель, и фактически он вычеркнул себя из клира. А кроме того, он совершил самоубийство. Таких и на христианских кладбищах не хоронят. Однако же нехорошо получится, Кастор всё же не собака бездомная.

Хоть и очень не хотелось, Илья пошёл в катакомбную церковь и сказал, что Кастор-дьякон умер от болезни. О самоубийстве умолчал. Конечно, для знающего человека странгуляционная борозда на шее о многом скажет. Но и выбросить труп где-нибудь на кладбище Илья не мог. Кастор совершил ошибку, сам принял решение как-то исправить её, не перелагая на плечи других. И хотя сам Илья так бы не поступил, выбор Кастора он уважал.

Несмотря на позднее время, нашлась повозка с мулом. Тело Кастора под покровом ночи перевезли в катакомбы. Илья похвалил себя за то, что убрал все следы самоубийства дьякона – снял верёвку с шеи и распрямил конечности, хотя для этого пришлось применить силу.

За день он устал – слишком много событий за такой промежуток времени – и спал как убитый.

Утром Немезида просила:

– В церковь пойдём? Наверное, отпевать Кастора будут.

Илья поколебался:

– Не пойду, грех на нём.

Немезида подумала о самоубийстве, а Илья – о предательстве. Но пусть девушка всего не знает, зачем ей вся эта грязь?

– Как знаешь, ты мужчина.

– Собирай вещи, мы уезжаем.

– Правильно, не могу я жить в этом доме, а в сад теперь выходить боюсь.

Наверное, Немезида думала, что Илья решил сменить дом, он же задумал покинуть город.

Пока Немезида собирала немудрящие пожитки, он отправился в порт – ноги сами понесли его туда. На корабле до любого места добраться проще и спокойнее, чем пешком или на повозке. Вот только куда направиться? Но пока шёл, решил – на Сицилию. Остров недалеко от континента, климат прекрасный, почти вечное лето, фрукты – что ещё человеку надо?