Без проблем долетели до аэропорта Чкаловский. Поехали к родителям Домбровского. Было уже около полуночи, когда мы позвонили в дверь родителей Михаила.

— Кто там? — раздался мужской голос из-за двери.

— Мы служили с Михаилом, — отозвался Виктор глухим голосом.

— Заходите! — открыл отец Михаила, одетый в спортивный костюм.

Мы мялись у дверей. Не хочется быть вестниками дурных новостей. За спиной отца Михаила стояла его мать. Мы потупили глаза. Мать все поняла, всплеснула руками и зарыдала.

— Проходите. Расскажите, как было, — отец еле сдерживался. — Водку будете?

— Будем, — мы вошли в квартиру.

До пяти утра мы рассказывали родителям нашу историю и обстоятельства гибели Мишки. Мать не проронила ни слова, лишь пила какие-то капли и таблетки, закрыв рот рукой, слушала нас.

Мы отдали документы Михаила, все бумаги, которые нашли в его карманах, бумаги, что забрали у комбата, письмо родителям, которое он намеревался передать с Аидой, его рабочую карту, где была отмечена могила, шесть тысяч долларов.

Родители не соглашались брать деньги, но мы пояснили, что они пригодятся, когда поедут на могилу к сыну, оставили все наши адреса. Утром разошлись.

И вот сидим мы, четыре русских офицера, в аэропорту «Домодедово». Спасибо отцу Михаила, несмотря на свалившееся на него горе, он помог нам с билетами. Канун Нового Года, билетов было не достать.

Наши самолеты уходили с разницей в час. Только Сашка добирался поездом. Но он приехал, чтобы проводить всех нас. Первым был мой вылет. Мне — в Кемерово, Витьке — в Красноярск, Володе — в Ростов-на-Дону.

Мы сидели в ресторане аэропорта. До самолета еще было часа три, а мы уже солидно приняли спиртного. Рядом за столиком расположились азербайджанцы. Виктора, как только он услышал их речь, стало подбрасывать от злости, мы кое-как успокоили его.

Но как-то получилось, что кто-то из них пустил в нашу сторону струю сигаретного дыма.

— Эй, поаккуратнее! — предупредил их Володя.

— Тебе мешает — выйди на улицу, там воздух чистый! — раздалось в ответ, дружное ржание дружков было поддержкой наглецу.

Больше они ничего сказать не успели. Мы вскочили со своих мест и начали их бить. Повалили на пол и начали месить ногами. Витька схватил одного за шею, Сашка бросился и оттащил его. Нам еще трупа здесь, в России, не хватало. Глаза у Виктора были пустые, он хотел убить азербайджанца. Мы его понимали, слишком много горя он хлебнул.

Пора уходить. Мы приготовили деньги, чтобы рассчитаться, в том числе и за разбитую посуду, но тут к нам подошли армяне.

— Молодцы, мужики! Так им и надо! Мы сами за вас расплатимся, — только и успели сказать они нам.

Лучше бы молчали или мимо прошли! Им тут же досталось по той же схеме. Официантки визжат, весь ресторан с интересом наблюдает, как четыре офицера избили сначала одних нерусских, а потом начали товарить других.

Азербайджанцы уже оклемались, но стоят не вмешиваются. Можно было бы и с восемью подраться, злости, силы у нас хватило бы. Но тут прибежала милиция аэропорта.

Мы тут же перестали драться, и отошли в сторонку.

— В чем дело? — спросил сержант, обращаясь к официантке.

Она молча посмотрела на нас, потом на армян и азербайджанцев.

— Армяне с азербайджанцами подрались, а военные их разняли. Надавали и тем и другим.

— Понятно. Так оно было? — спросил сержант, обращаясь к посетителям ресторана.

— Так, так! — толпа одобрительно закивала.

— Нэ-э-э, все врут, камандир! — крикнул кто-то из азербайджанцев.

Но милиция, не разбираясь, погнала и тех и других в отделение, подгоняя дубинками. Может так и надо решать все этнические конфликты?

Мы подошли к официанткам, расцеловали их. Посетители при этом веселились и аплодировали нам. Хотели рассчитаться, но нам сказали, что все удержат с задержанных милицией, они еще много чего возместят ресторану.

— 88-

Мы покурили и пошли осматривать аэропорт.

— Ты домой звонил? — спросил Саша.

— А вы? — спросил я.

— Мы позвонили.

— А я не звонил, — честно признался я. — Будет сюрприз под Новый Год, а самое главное — боюсь.

— Чего боишься?

— Не знаю. Просто боюсь.

— Подарки-то купил?

— Не сообразил, сейчас присмотрю чего-нибудь.

Мы пошли к ларькам, которых было много в аэропорту. Я набрал косметики жене и матери, купил пару красивых плоских фляжек отцу и брату.

Остановились возле витрины, там было много детских игрушек. Посередине красовался огромный, около метра высотой медведь. Красавец! Я только приготовил деньги, чтобы купить, но Виктор меня остановил.

— Дай, я куплю твоему ребенку игрушку. Подарок. На память!

— И от нас тоже! — Саша с Володей достали деньги.

— Медведя и большую шоколадку! — они протянули продавцу деньги.

Потом все передали мне. Выглядел я очень нелепо с этим медведем. Но вот объявили регистрацию и посадку на мой рейс до Кемерово.

Пришло время расставаться. Наступила неловкая пауза. Говорить что-либо бессмысленно.

Я поставил сумку и медведя на пол. Обнялся с каждым. Комок стоял в горле. Еще не хватало разрыдаться в аэропорту.

Последним стоял Виктор.

— До свиданья, Брат! — шепнул он мне, голос его срывался.

— Телефон знаешь, Кемерово от Красноярска недалеко. Можем приехать друг другу. До свиданья.

Глотая слезы, я пошел к стойке регистрации. Обернулся, помахал моим друзьям.

— 89-

Лететь четыре часа. Я попытался уснуть, но не мог. Все представлял встречу со своей семьей.

Вокруг сидели сытые, хорошо одетые люди. Им не было никакого дела до какой-то войны на Кавказе.

Стали разносить еду. Я отказался, взял стакан кислого красного вина и стал медленно его цедить. Предстоящая встреча не выходила у меня из головы.

Посадка. Я с жадностью вглядывался в огни родного города. Выскочил из аэропорта.

— Такси! Кому такси! — раздалось сбоку.

— Поехали! — я бросился к машине, опережая водителя.

Вот они улицы, где ходят люди, озабоченные новогодней суетой. И здесь никому нет дела до какой-то Кавказской войны.

Показался Ленинградский проспект. Дом. Мой дом, в котором я вырос! Кидаю деньги таксисту, взлетаю на пятый этаж, жму звонок. За дверью слышу детский плач. Разбудил! За дверью послышались шаги.

— Кто? — голос отца.