Латынина прервала обработку ногтей и с подозрительностью во взгляде наблюдала за нами.

– А как же Миша? – тоже почти шепотом, чтобы никто не услышал, спросил я.

– Миша? Он хороший мужик. Он просто отличный мужик! Но я его не люблю. Я хочу быть с тобой. Понимаешь? С тобой!

Я кивнул.

– Понимаю, со мной. Наверное, так и было бы. Но… – Мне ее было жалко. Искренне жалко эту белобрысую несуразищу! И чтобы сказать то, что собирался сказать, пришлось напрячься и на секунду вызвать воспоминание о том телефонном разговоре, когда она хладнокровно сказала: «Твой поезд ушел». – Тебе не повезло, детка. Ты опоздала. Всего на два часа.

– Опоздала? – В ее голосе прозвучала не то растерянность, не то неверие. – Как? Почему?

– Оглянись назад. Просто возьми и оглянись. Она так и сделала.

И пересеклась взглядами с Олей Латыниной. И все поняла.

– Ясно, зайка. Но все равно, можно я тебе позвоню? – Она спросила это совершенно ровным тоном.

А по щеке сбежала слезинка.

– Конечно, звони.

– Тогда не отключай телефон… Ну, я пошла, – выдохнула Василиса, развернулась и выбежала из кабинета.

– Удачи, детка, – пожелал я ей вслед. – Береги себя! Дверь громко хлопнула.

Латынина вновь занялась ногтями. Я откинулся назад, и спинка кресла послушно просела.

Мне было больно!

И вновь выползло из уголков подсознания тревожное предчувствие, что должно произойти что-то плохое!

* * *

– Ну и о чем вы шептались? – Латынина закончила обработку ногтей, подошла ко мне, привычно ткнулась губами в макушку.

– А отгадай с трех попыток.

– Мне довольно одной. Глупая девочка погуляла на стороне, пришла к выводу, что там беспонтово, и попросилась назад. Она даже не сомневалась, что ее примут с распростертыми объятиями. Но неожиданно получила от ворот поворот.

– А откуда такая уверенность, что я ее бортанул? – улыбнулся я. – Ты же не слышала ни единого слова.

– Ничего и не надо было слышать. Достаточно было видеть кислую рожу, с которой она от тебя отвалила, – рассмеялась Латынина.

Я ее тут же одернул:

– Не злорадствуй! Лучше угости папочку кофе. У нас еще есть полчаса до начала.

– А может быть, вместо кофе… – Ольга недвусмысленно потерлась об меня животиком, расстегнула единственную пуговицу на пиджачке. – А, Забродин?

– Помнешь костюм.

– Как помну, так и поглажу, – парировала она, ловко расправилась с пояском на своей деловой строгой юбке, и та мягко опустилась на пол.

Оленька стояла передо мной в вызывающе прозрачных стрингах.

– С ума сошла! – рассмеялся я. – Сейчас припрется Никита! Его же удар хватит!

– Ничего, откачаем. – Ольга стряхнула с ног юбку, аккуратно повесила ее на спинку стула. – Признавайся, еще ни разу не осквернял свой кабинет?

– Честное слово, ни разу!

– Коне-э-эчно! Кабинет – это святое! Он для трудов праведных! А как трахаться, так у меня на столе! Ну ничего, сейчас эту несправедливость исправим. – Ольга переступила ногами, и прозрачные стринги отправились на стул в компанию к юбке. – Забродин, слабо прямо в рабочем кресле?

– Запри хотя бы дверь. – Я протянул ей связку ключей.

– Да ну! Так интереснее. Немного экстрима.

– Извращенка! Не запрешь дверь, у меня ничего не получится, – пригрозил я, и Ольга, состроив наигранно-недовольную рожицу, взяла у меня ключи. В строгом пиджаке, белой блузочке и черных туфлях она выглядела весьма экстравагантно. Или сексуально? Или эпатажно? Уж не знаю, как точнее охарактеризовать ее внешний вид. – Сними хоть пиджак, что ли, – посоветовал я.

– Ага! – Латынина аккуратно положила пиджак на подлокотник кресла. В соседнее кресло швырнула белую блузочку. Для бюстгальтера место нашлось на журнальном столике.

Удивительно: не так много вещей, но Оленька ухитрилась заполнить ими довольно большое пространство.

Я сидел за столом и с удовольствием наблюдал за стриптизом, который она исполняла, разгуливая по моему кабинету.

– Ты еще в портках, милый? – Ольга подошла ко мне (в одних черненьких туфельках) обхватила мою голову, прижала ее к плоскому загорелому животику. – Так и будешь сидеть, тосковать?

Я облапил ее аппетитную упругую попку. Коснулся кончиком языка впадинки пупка. Провел рукой по бедру. Потеребил волосики на лобке. Поласкал уже влажную от возбуждения щелку.

Ольга вздохнула и подалась вперед, почти навалилась на меня.

– Не хочу пальчиком, хочу язычком, – выдохнула она. – Забродин, слабо язычком?

– Послушай, здесь неудобно. Пошли лучше туда, – кивнул я на кресло, на подлокотнике которого лежал пиджак.

– Нет, здесь! – Ольга уперлась, а я знал, что если она упирается, то сдвинуть ее почти невозможно.

– Хорошо, здесь, так здесь. Я не против, – согласился я.

– Вот и умничка! – Она смела в сторону весь канцелярско-бумажный хлам, которым был завален мой стол, и, опершись ладошками о столешницу, впечатала голую задницу в самый эпицентр моего рабочего места…

В раскорячку, в самой что ни на есть непристойнейшей позе Оля Латынина сидела напротив меня и молотила языком.

– Вот так-то, Забродин. Сейчас проверим твой генеральский стол на прочность. Если не развалится, представь, как потом приятно будет за ним работать. Какие он будет навевать приятные воспоминания. – Она откинулась назад, сперва оперлась о локотки, потом легла на спину. Пискнула: – Ой! Он холодный! – И опрокинула стаканчик с маркерами и карандашами. – Забродин, ты импотент или кто? А ну, быстро ко мне!!!

Стол мы испытывали на протяжении получаса в нескольких режимах, при различных нагрузках, начиная с щадящих и заканчивая самыми запредельными. И он меня не подвел, испытания выдержал на отлично.

– Меняем дислокацию, – радостно смеясь, спрыгнула на пол уже вполне удовлетворенная Ольга. На полировке столешницы двумя влажными овалами впечатляюще выделялся след ее голой задницы. – Теперь рабочее кресло! Тест на сексоустойчивость!

Но кресло минула чаша сия. И спас его никто иной, как Никита. Принялся ломиться в дверь так, словно в студии случился пожар.

– Денис! Ольга! Да слышите вы, черт побери?!!

– Чего тебе? – недовольно проорал я в ответ.

– Чем вы там занимаетесь?

«А, собственно, что ему ответить?» – растерялся я. Зато нашлась Латынина.

– Трахаемся мы! – резанула она правду-матку. – А ты нам мешаешь!

Никита хихикнул.