Странствия Эохайда определялись его собственным небесным календарем. В первый раз после моего появления он покинул лес незадолго до начала тринадцатого месяца того года. Тринадцатый месяц не имеет соответствия в календаре Белого Христа, но для тех, кто измеряет время убыванием и возрастанием луны, он, разумеется, существует, и приходит трижды или четырежды каждые десять лет. Эохайд называл его старшим месяцем. И вот, он предложил мне сопутствовать в его странствии. Предупредил, что дорога будет нелегкой, но его призывает долг перед союзом четырех туатов на далеком северо-западе. Люди того края с большим уважением относились к исконным путям и назвали свой край Кайрпре, по имени одного из величайших друидов, считавшегося сыном бога Огмы.

Путь и вправду оказался нелегкий, шесть дней ходьбы по местности, которая по мере приближения к нашей цели, известному кранногу, становилась все более и более унылой — вересковые пустоши и камни. Эохайд велел мне уложить в мою потасканную кожаную котомку смену одежды для себя, его белое одеяние и небольшой запас сушеных орехов и зерна. Сам Эохайд не нес ничего ценного, никаких знаков своего положения. Только маленький холщовый мешочек, висящий на плече, и острый серп, которым он расчищал место в подлеске, когда спал под открытым небом, либо срезал целебные травы, замеченные по пути. Пользительные растения, объяснил он, можно найти в любое время года, если знать, где искать. Иные лучше собирать по весне, когда они полны соков, иные — когда в поре цветения, летом, а кое-какие — когда корни их спят или когда они стоят с осенними плодами. В то наше странствие он собирал корни лопуха-чертополоха, из коего готовится настой для лечения кожных болезней и нарывов, и выкапывал кончиком своего серпа корни чего-то, что он назвал снадобьем от стригущего лишая. Он назвал это «кукушкиным цветом».

— Твоя сломанная рука, — заметил он однажды, — срослась бы гораздо быстрее, знай ты, как ее лечить.

— И что мне следовало делать?

— Найти корень, который называют «костоправным» или «костовязкой», он тут встречается нередко, растереть в кашицу и приложить к больному месту в виде припарки. От этого опухоль и боль проходят. Ту же кашицу разведи водой и пей от болезней желудка, а можно давать и детям от детского воспаления горла.

Эохайда как целителя радостно встречали в каждом селенье на нашем пути. Казалось, он мог сделать снадобье от любой хвори, даже от смертельной. Одного хворого, который кашлял так, словно хотел извергнуть из себя легкие, исцелил маслянистым настоем из плодов водяного укропа, а несчастного, страдавшего приступами буйства, успокоил вытяжкой некоего всеисцеляющего корня.

— Иное его название — валериана, — сказал мне Эохайд, приготовляя вонючее снадобье, — оно происходит от латинского vale — «быть здоровым». Но с ним нужно быть осторожным. Слишком большая доза — и человек уснет навсегда.

Я хотел было спросить у Эохайда, откуда он знает латынь, но тут нас прервали. Пришла рыдающая мать и сказала, что дитя ее задыхается от воспаления горла, и Эохайд отправил меня собирать ягоды боярышника, который мы видели неподалеку от дороги, дабы она сварила из них питье для младенца.

Обитатели деревушек и селений относились к Эохайду почтительно, почти с благоговением. Нужен кров — нам всегда предоставляли почетное место в доме вождя, и никто никогда не спрашивал, куда мы идем или что у нас за дело. Я спросил об этом Эохайда и еще о том, как он, безоружный, не спрося позволения ни у кого из людей туата, проходит по их земле, хотя для всякого чужака это вовсе не безопасно. Он же ответил, что законник имеет свои права. Он может ходить, где угодно, и уверен, что никто ему пути не заступит и не станет досаждать, даже разбойники. Эта неприкосновенность, пояснил он, исходит из веры, что вред, нанесенный законнику, чреват худшей бедой.

— Таково поверье, уходящее корнями в старые друидские времена, а христианские священнослужители, хотя и твердят, что друиды — отродья дьявола, это поверье обернули себе на пользу, явив недюжинную сообразительность. И теперь они говорят, что вред, нанесенный священнику, также чреват проклятием на голову злодею, да еще время от времени носят напоказ свои святые реликвии, дабы все уверовали в их неприкосновенность. Только знай, — добавил он, — коль скоро реликвия достаточно ценна, то ничто не удержит воров от кражи.

Тут я вспомнил о камнях, которые вытащил из переплета большой Библии и все еще носил при себе, но ничего не сказал.

Вожди четырех союзных туатов ждали Эохайда для решения накопившихся судебных дел. Видел я, как исландцы правят правосудие на своем Альтинге, и мне было интересно посмотреть, как же ирландцы справляют свои законы. Судебные дела выслушивались в зале совета краннога: Эохайд сидел на низком табурете, а по обе стороны от него сидели вожди. Они слушали, что имеют сказать истцы, потом вызывали ответчиков с их свидетельствами. Кто-то из вождей порой задавал вопрос или вставлял кое-какие подробности, но сам Эохайд говорил очень мало. Однако когда приходило время вынести решение, все собравшиеся ждали слова законника. Эохайд, как всегда, начал свою речь, сославшись на старые обычаи, относящиеся к подобным случаям. Он ссылался на « природное право », часто произнося слова и целые фразы на древнем языке, который мало кто из слушателей понимал. Но таково было уважение к исконному закону, что они вставали почтительно и ни разу не оспорили его решения. Эохайд редко приговаривал к заключению в темницу или телесному наказанию. В основном он приговаривал к возмещению. Когда он находил, что преступление действительно серьезно, то объяснял серьезность оного, после чего налагал достойную плату в возмещение содеянного.

Первые дела, выслушанные им, были совершенно обыденны. Люди жаловались на соседских лошадей и коров, вторгшихся на их пастбища, на свиней, которые попортили огородные гряды, и даже, был случай, на свору собак, которые, не будучи привязаны как следует, вошли в чей-то двор и загадили его своими испражнениями. Эохайд терпеливо выслушивал подробности и решал, кто виноват — владелец ли земли, потому что не слишком надежно оградил свою землю, или владелец скота, не уследивший за стадом. Потом он выносил свое решение. Хозяин свиней обязан был заплатить двойную цену, ибо животные не только пожрали овощи, но и перерыли землю своими рылами, а посему восстановить огород будет труднее. Человек, который жаловался на соседский скот, проиграл свое дело, ибо поставил изгородь не должной высоты и прочности, дабы воспрепятствовать коровам. В случае же с собаками Эохайд вынес решение в пользу истца. Он сказал, что хозяин собак должен убрать испражнения, а еще, в качестве возмещения, отдать масла и муки столько же, сколько было собачьих экскрементов удалено. Это решение было одобрено широкими улыбками присутствующих.

День шел, а случаи, выносимые на суд, становились все важнее. Было два дела о разводе. В первом женщина хотела по закону развестись с мужем на том основании, что он так растолстел, что стал немочен и бесполезен на супружеском ложе. Один только взгляд на тучность мужа сделал этот случай легко решаемым. Эохайд, кроме того, наградил женщину большей частью их совместной собственности на том основании, что этот толстяк был еще и ленив и явно внес малый вклад в доходы хозяйства. Второй случай был решен более тонко. Муж заявил, что жена опозорила его, заигрывая с соседом, а та в ответ заявила, что он поступил не лучше, судача со своими дружками о своих с ней постельных делах во всех подробностях. Чета эта все больше раззадоривалась, пока наконец Эохайд не прекратил свару, заявив, что ни одна сторона не виновна, но очевидно, что брак кончен. Он посоветовал им разойтись, взявши каждый то имущество, какое принес в дом с самого начала. Однако женщина должна сохранить за собою дом, ибо ей нужно растить детей.