Предстоит сделать еще многое, но это нужно сделать, для того чтобы когда-нибудь в мире наступил действительный мир. Мы попросту не можем организовать мир вдвоем с англичанами, не привлекая русских в качестве равноправных партнеров… [Что касается второго фронта, то] у меня такое чувство, что некоторые из англичан бьют отбой, но в общем дела идут так хорошо, как только можно ожидать»[112].

То, что 11 июня Корделл Хэлл и советский посол Литвинов подписали новое соглашение о ленд-лизе – или, точнее, более широкое соглашение о так называемых «принципах, применяемых к взаимной помощи в ведении войны против агрессии», – явилось в значительной степени результатом визита Молотова в Вашингтон.

18 июня в Кремле была созвана специальная сессия Верховного Совета для ратификации англо-советского договора.

Еще 11 июня советская печать опубликовала полный текст англо-советского договора, равно как и знаменитое коммюнике относительно второго фронта. 13 июня она опубликовала текст советско-американского соглашения. «Правда» в передовой статье писала в тот день:

«На бесчисленных митингах и собраниях рабочие, колхозники, советские интеллигенты, бойцы, командиры, политработники Красной Армии выражают твердую уверенность в том, что укрепление боевого содружества (между Большой тройкой)… ускорит разгром врага… 1942 год должен стать годом окончательного разгрома гитлеровских полчищ… С большим удовлетворением восприняли советские люди известие о полной договоренности в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году…»

Пышность обстановки, в которой проходила сессия Верховного Совета – первая с начала войны, – странно контрастировала с неприглядным видом Москвы. Дипломаты (многие из них специально приехали сюда из Куйбышева) и члены правительства подъезжали к Кремлю в своих лимузинах. Перед главным входом во дворец я заметил машину с японским флажком. В бывшем Тронном зале, полностью перестроенном после революции, над трибуной, в залитой светом нише высилась статуя Ленина. Члены Президиума Верховного Совета сидели слева, члены правительства – справа. На возвышении позади оратора расположились члены Политбюро и другие видные депутаты. В зале разместилось около 1200 депутатов обеих палат – Совета Союза и Совета Национальностей, собравшихся на совместное заседание. Многие депутаты прилетели на самолетах из отдаленных уголков страны; в передних рядах виднелись депутаты в красочных восточных костюмах и платьях. На многих женщинах были яркие платки и платья, вроде сари, а на головах у многих мужчин красовались пестрые тюбетейки; у многих в зале тип лица был монгольский, а у некоторых чуть ли не индийский. Среди депутатов было немало военных в форме, нередко с орденами и медалями; но многие места пустовали – отчасти из-за трудностей, с какими была связана поездка в Москву по срочному вызову, но главным образом из-за того, что многие депутаты находились на фронте или погибли в боях.

Но вот стены дворца потряс гром аплодисментов. Это члены Государственного Комитета Обороны, и среди них, не выделяясь особо, Сталин, заняли свои места на возвышении. Несколько минут депутаты стоя аплодировали и выкрикивали имя Сталина. Сталин и все, кто находился на возвышении, также поднялись, и Сталин тоже начал аплодировать в знак признательности за овацию в его честь. Наконец все уселись. На Сталине был хорошо сшитый летний китель светло-защитного цвета – скромный и без орденов. В его волосах было значительно больше седины, и ростом он был значительно ниже, чем я его себе представлял. Я еще ни разу не видел Сталина. Держался он с какой-то располагающей небрежностью: непринужденно разговаривал во время заседания со своими соседями, оборачивался, чтобы обменяться замечаниями с сидящими позади него, вместе со всеми поднимался с места и несколько лениво хлопал в ладоши, когда собравшиеся начинали аплодировать при упоминании его имени.

Молотов выступил первым; он долго говорил об основных этапах в процессе сближения между Англией и Советским Союзом – о соглашении между ним и Криппсом от 12 июля 1941 г., о визитах Бивербрука и Идена. Затем он охарактеризовал главные положения договора, который был только что подписан в Лондоне: первая часть этого документа в основном повторяет июльское соглашение 1941 г., превращая его в формальный договор; вторая часть касается принципов послевоенного сотрудничества, причем это сотрудничество «мыслится в соответствии с основными положениями… Атлантической хартии, к которой в свое время присоединился и СССР». Заявив далее, что Советский Союз не претендует на территориальные приобретения в какой бы то ни было части мира, он процитировал в подтверждение этого слова Сталина, сказанные им 6 ноября 1941 г., и добавил, что в соответствии с целями и принципами заключенного договора Англия и Советский Союз будут стремиться «сделать невозможным повторение агрессии… Германией или любым из государств, связанных с ней в актах агрессии в Европе». (Русские в то время тщательно остерегались говорить что-либо такое, что могло как-то задеть Японию.) Договор, отметил Молотов, заключен на двадцать лет, и предусмотрена возможность его продления.

«После всего сказанного, – прибавил он, – нельзя не присоединиться к словам г. Идена в его речи при подписании Договора:

«Никогда еще в истории наших двух стран наша ассоциация не была столь тесной. Никогда наши взаимные обязательства в отношении будущего не были столь совершенными. Это, безусловно, является счастливым предзнаменованием».

Договор встретил сочувственный отклик как в СССР, так и в Англии… В лагере же наших врагов… Договор вызвал растерянность и злобное шипение».

Молотов продолжал говорить, а в зале с нетерпением ждали, когда же он скажет о втором фронте. Наконец Молотов перешел и к этому.

«Проблемам второго фронта… – заявил он, – естественно, было уделено серьезное внимание как при переговорах в Лондоне, так и в Вашингтоне. О результатах этих переговоров в одинаковой форме говорит как англо-советское, так и советско-американское коммюнике… Такое заявление имеет большое значение для народов Советского Союза, так как создание второго фронта в Европе создаст непреодолимые трудности для гитлеровских армий на нашем фронте. Будем надеяться, что наш общий враг скоро почувствует на своей спине результаты все возрастающего военного сотрудничества трех великих держав».

В этом месте, как указывала на следующий день «Правда», речь была прервана «бурными, продолжительными аплодисментами»; но мне показалось, что аплодисменты могли быть более бурными, чем они были на самом деле: видимо, выражение «будем надеяться» оказало на присутствующих несколько расхолаживающее воздействие, и это нашло свое отражение в некоторых последующих выступлениях.

Затем Молотов остановился на результатах его визита в Вашингтон и сказал, что советско-американское соглашение, подписанное 11 июня, имеет лишь «предварительный характер». Однако тут же Молотов добавил, что в Вашингтоне, как и в Лондоне, обсуждались все основные проблемы сотрудничества СССР и США в деле обеспечения мира и что как Рузвельт, так и Черчилль проявили по отношению к нему сердечность и исключительное гостеприимство.

Помимо обсуждения вопроса о союзе с Англией, многие ораторы воспользовались случаем, чтобы сказать несколько слов о своих избирателях. Щербаков, представлявший избирателей Москвы, напомнил о битве под Москвой и заявил среди бури поистине взволнованных аплодисментов: «И вы, товарищи депутаты,