– На корабле. Бунт переселенцев с нижних палуб. Они живут розовыми надеждами, а на самом деле половина из них перемрет на новом месте в первый же год…

– Смотря какое место.

– Оазис, – пояснил Арсений. – Я кое-что о нем выяснил. Если немного сгустить краски…

Дженкинс поманил его пальцем, взял за лацкан и зашипел в ухо, как потревоженный аспид:

– Не вздумайте! Вы там были? В смысле, на нижних палубах? Я был. Свинячьи условия. Я бы там на третий день повесился, но они – не я.

– Тяжелы на подъем?

– Наоборот. Это джинн в бутылке – только откупорь! Но я против. И вам не дам. Без кровавой каши не обойдется, а это блюдо не по мне. Вы ведь это сгоряча предложили, не так ли? Не подумав?

Арсений поспешил согласиться. В последний вечер на Тверди он покинул общество, заперся у себя в номере и напился пьян. Стучался Дженкинс – Арсений не отпер. Кому не известно, что самая отвратная в мире картина – неудачник, скулящий от жалости к себе? Арсений знал это не хуже других. И знал, что он неудачник, никчемный неудачник с иссякшими ресурсами оптимизма. И жалел себя. Пил и жалел.

В такие минуты он ненавидел всех, даже Риту. Неужели она не знала, что ее избранник жалкое ничтожество? Ведь знала! Знала! Надо было забеременеть и родить, чтобы заставить его шевелиться по-настоящему. Она решила, что это единственный способ растормошить инертное бревно. А он не может! Он не античный герой, а самый что ни на есть заурядный чиновник десятого класса, вдобавок временно разжалованный до шутовского ранга корабельного секретаря. Не умеет он совершать подвиги, не обучен! Хитрить, интриговать – и то не выучился как следует. Потребитель коктейлей, салонный клоун, жалкая пародия на человека, давить бы таких без жалости, да некому…

Утром, бледный и серьезный, он отбыл на «Нахальный». Узрев Арсения, боцман Ферапонт присвистнул:

– Ну и ну. Вижу, укатали тебя… Белый, как глист. А что так рано?

– Десять дней. – Арсений указал на календарь. – О большем разговора не было.

– Может, еще будет, – сообщил боцман. – Ну как, преуспел? А чего рукой машешь? Ничего не вышло, что ли?

Арсений отрицательно помотал головой.

– Н-да, – сказал Ферапонт. – Бывает. Коли невезуха, так уж во всем. Ну и что ты собираешься делать дальше?

– Исполнять обязанности, – сухо ответил Арсений.

– Думаешь, тебя рады здесь видеть?

– Рады, не рады… Теперь-то что? Ведь витаминов и тмина в трюмах больше нет, верно?

Ферапонт захохотал:

– Их-то нет, зато есть кое-что другое… Ладно, молчу, тебе об этом знать не обязательно. Знаешь что, составь-ка прямо сейчас график расхода еще на десять дней вперед…

– Не понял? – Арсений поднял голову.

– А я думал, ты понятливее. Все равно ведь придется. Нет, никто тебе не прикажет второй срок подряд быть нашим представителем на «Атланте», это против традиций, тебя всего лишь убедительно попросят… и ты ведь не откажешься? Я так и думал. Начинай прямо сейчас, и мы с тобой еще успеем сгонять партию-другую в кости, а я пока поймаю какого-нибудь салагу, чтобы навел лоск на твои аксельбанты…

Боцман как в воду глядел. За час до ухода в очередной подпространственный прыжок Арсений вновь ступил на борт «Атланта» – отутюженный, взбодрившийся и готовый ко всем свершениям, какие только можно выдумать совместно с Дженкинсом.

Единственная обитаемая планета системы альфа Овена, оранжевой звезды, издавна известной арабам под именем Гамаль, не могла предложить туристам ничего интересного. Большая, с полуторной силой тяжести, жаркая, почти сплошь покрытая пустынями, планета отнюдь не сулила приятного отдохновения. Колония Оазис близ Южного полюса была старая, но единственная. Говоря по совести, человечество в своей экспансии забросило на планету всего-навсего один абордажный крюк.

Тотальное преобразование биосферы оставалось в мечтах. После длительной войны с сепаратистами Земля стала гораздо осторожнее вкладывать средства в обустройство колоний. Стоит ли тратить годовой бюджет метрополии на создание колонистам почти земных условий существования, если первое, что они сделают после этого – попытаются отделиться? Сносные условия – это всегда приток поселенцев, торговля и процветание в не такой уж далекой перспективе. С жиру, как известно, бесятся. Например, исподволь начинают создавать многопрофильную экономику взамен однобокой. Экономическая независимость кружит головы. Если нельзя образумить колонистов простым торговым эмбарго, то это уже не колония, а отрезанный ломоть. В политике Земли и назначаемой ею местной администрации легко прослеживался примитивный, но бесспорный резон: с какой стати метрополия должна оплачивать будущие войны против себя, всех этих героев национально-освободительной борьбы, новоявленных Хуаресов, Боливаров и Вашингтонов, появляющихся вдруг, как чертик из коробочки, и собирающих вокруг себя толпы восторженно орущего пушечного мяса?

Если бы толпы еще понимали, что они лишь пушечное мясо, разменные фишки для всех этих игроков!.. Где уж. Не поймут никогда. Даже символично, что Гамаль находится в созвездии Овена. Удел толп – блеять и давать себя стричь.

Нет, пока еще не Боливарам, а метрополии. Метрополия лишь стрижет стадо, не испытывая нужды в том, чтобы гнать его на бойню. Более того, она заботится об умножении стада, сбрасывая в него свои демографические излишки. И даже с толикой кормов.

«Атлант» не мог миновать Оазиса. Кое-кто летел туда по контракту, но для большинства пассажиров третьего класса здесь был конечный пункт путешествия и новая земля обетованная с дефицитом воды, каторжной работой и чахлой торговлишкой. Оазису предназначалось и кое-что из содержимого грузовых трюмов. Элитным туристам, недовольным задержкой, предлагалась обзорная экскурсия по такырам и барханам. Обилие тех и других гарантировалось, а больше ничем планета похвастать не могла.

Иное дело Рой. Пятую планету системы – полосатый гигант, очень похожий на Юпитер – окружало грубое кольцо из сотен астероидов размером от одного до тысячи километров, шарообразных и угловатых, битых взаимными столкновениями, и чудовищное количество метеоритного мусора. Остатки разорванного древним катаклизмом планетоида служили гигантским рудником – добыча металлов на астероидах считалась небезопасной, но прибыльной. В глубоких штольнях третьего по величине планетоида на месте полностью выработанного редкоземельного месторождения под устрашающей каменной толщей, по идее защищающей от метеоритной бомбардировки, был создан фешенебельный туристический центр.

Смельчаки могли подняться в лифте к самой поверхности и воочию понаблюдать сквозь прозрачные бронеколпаки за вспыхивающими там и сям искрами – ударами микрометеоритов о реголит. Большинство довольствовалось наблюдением того же на огромных экранах центрального холла или обеденного салона, создающих впечатление нахождения на поверхности избиваемой космической глыбы. Изредка на месте особенно яркой вспышки вспухало кучевое облако пыли и ощущался более или менее слабый сейсмический толчок – это означало, что в астероид вонзился и перестал существовать камень размером с кулак, а то и со шкаф.