намесит конфеток, шоколадок, кукленков, солдатиков. И каждый возьмет чего вынется.

— Насовсем? — спросил Митя.

— Конечно, насовсем.

— А зачем чугун?

— Как это зачем? А куда пшено сыпать?

— А зачем пшено? Разделили бы мальчишкам сол-датов, девчонкам — кукленков, и все. Из пшена надо кашу варить и шамать. С постным маслом.

— Как ты не понимаешь! Во-первых, это волшебный горшок!

Хотя Славик убеждал Митю, но вскоре и ему самому стали казаться смешными и дурацкий чугун с пшеном, и мама, которая все это выдумала.

— Чунари они у тебя, — сказал Митя. — И отец чунарь, и мать чунариха. Сами кричат: «Мой Славик такая душка, такая цыпка… Мерси вам, пожалуйста!» Прохаживается, как на бульваре все равно. — И Митя, вихляя задом, пошел по кабинету на манер Лии Акимовны.

И тут совершилось происшествие, о котором впоследствии Славик вспоминал с недоумением. Он коршуном кинулся на Митю, сбил с ног, повалил на пол и обеими руками вцепился в жесткие, рыжие вихры.

Дерзость тщедушного мальчишки настолько ошеломила Митю, что он и не подумал защищаться и покорно позволил врагу раза три стукнуть его лбом об пол.

Впрочем, он быстро пришел в себя и завопил от боли и гнева.

Плохо пришлось бы Славику, если бы Митин крик не привлек Лию Акимовну. Она в это время прошпиливала длинными иглами шляпу с тряпочными незабудками и собиралась в пайторг.

— Боже! Славик, опомнись! Что ты делаешь! Славик! — кричала она, появившись в дверях. — Что случилось?

Славик отпустил Митю и, будто спросонья, оглянулся.

— Что у вас случилось?

— Ничего, — сказал Славик. — Пусть он убирается. Это не его кабинет. Это наш кабинет.

— Как тебе не совестно! Встань с голого пола! Подай Мите руку и извинись. Миритесь сейчас же! Я что сказала?

Славик упрямо сидел на полу и глядел в сторону.

— Ну хорошо, — сказала Лия Акимовна. — Все будет сказано отцу. Митя, пойдем. А этот скверный мальчишка пусть подумает наедине, как надо себя вести.

В коридоре Митя спросил:

— Посмотрите, Лия Акимовна, у меня под каким-нибудь глазом синяка нету?

Она приподняла его грязную рожицу.

— Ты плакал?

— Нет. — Митя насупился.

— Ничего у тебя нет. Успокойся.

Они вышли на прохладную лестницу.

— А на Славика не сердись и не обижайся. Ты же сам знаешь, какой он нервный. Такой малокровный, бедняжка. Ему прописан кумыс, а он не желает. У несчастных интеллигентов сплошь и рядом рождаются неврастеники. Ничего не поделаешь. Таков наш крест. Десятый год революции, а лифта все не могут починить. И ванна не работает… Называется — великая армия труда. Говорят, в жакте опять растрата. Ты не слышал? Кажется, слава богу, принялись чинить крышу. Уже несколько дней подряд по крыше топают люди… Подождем, может, образуется. Терпенье, говорил генерал Куропаткин!.. А как воняет у нас на лестнице. Как в помойной яме. Особенно на первом этаже. Черт знает что!.. Говорят, тут ночует какой-то головорез. Ты не видел его? А в газетах пишут, беспризорщина ликвидирована… Когда с тобой разговаривают, не крути головой. Это невежливо…

Они вышли на улицу, и Лия Акимовна зашагала, как солдат, по горячей асфальтовой панели.

Митя хотел удрать. Но пока Лия Акимовна говорила, убегать было как-то неловко. А она говорила и говорила без передышки, и Митя читал афиши «Мессменд», прощальный концерт лилипутов, читал знакомые вывески: «Аптека», «Портной Бейлин. Он же для женщин», «Бавария»…

Горсовет недавно приобрел шесть итальянских автобусов. Автобусы водили шоферы в очках-консервах. В первые дни извозчики дико ругались, сыпали на дорогу битое стекло и сапожные гвозди. Но итальянские шины были крепкие; извозчикам пришлось смириться. Завидев машину с лаковыми боками, они хватали пугливых рысаков под уздцы и закрывали им глаза ладонями.

И когда Митя бросился через дорогу, на ту сторону, Лия Акимовна ахнула: он чуть не угодил под автобус.

— Чтобы этого больше не было, — сказала она. — Ты чуть не попал под авто!

— Я попу дорогу перебегал, — доложил счастливый Митя. — Не любит!

— Хо-хо! — растерянно заметила Лия Акимовна. — Перебежал?

Она мило улыбнулась, обнажила все зубы, и ее продолговатое лицо чем-то напомнило череп с накрашенными губами.

— Танька велела перебегать, — объяснил Митя. — «Увидите, — говорит, — попа, перебегайте дорогу. Оне, попы, верующие, пускай, — говорит, — чуют, что бога нету».

— Какая Танька?

— А вы что, не знаете? Наша Танька. Вожатая. Вы тоже перебегайте, Лия Акимовна. Мы вас в безбожники запишем.

— Хо-хо! — сказала Лия Акимовна. — Называть вожатую Танькой — это не лафа. Это совершенно не лафа, Митя.

Она гордилась тем, что умела находить общий язык с мальчишками.

В зеркальном окне аптеки сверкал стеклянный шар, наполненный зеленым лекарством. В шаре виднелась выпуклая улица, выпуклая пивная «Бавария», и по выгнутой панели шагали по одному месту выгнутый Митя и выгнутая Лия Акимовна.

— Кстати, — сказала Лия Акимовна, — через три дня у Славика день рождения. Он тебя пригласил?

— Нет. — Митя тут же решил насолить приятелю. — Он говорит: «На кой, — говорит, — ты нужен. Все равно ничего не подаришь».

— Не может быть! — Лия Акимовна остановилась. — Так и сказал?

— Гад буду!

— Это невероятно! Ну хорошо, Митенька. Передай папе и маме, что Славик приглашает вас всех. Непременно передай.

— А чего ему дарить?

— Какую-нибудь безделку. Пусть ему будет совестно. Он тебя оскорбил, а ты ему поднеси подарок. Запомни, Митя: легче всего убить человека благородством.

— У меня только мослы есть. Может, мослы отдать?

— Какие мослы? Бабки?

— Ну да, бабки. Полный кон набрался. И биток есть. Я его оловом залил. Клевый получился биток. — Митя достал из кармана крашеную бабку. — Полфунта тянет — не меньше. Подержите, если не верите. Возьмите, не бойтесь. Я ее мыл. На нее два солдата ушло.

— Каких солдата?

— Оловянных… Сперва надо дырку сверлить, а после оловом заливать. Тогда получается клевый биток… Хочете, я и биток отдам, — добавил он грустно.

— Милый мой мальчуган! — Лия Акимовна прижала его к костлявому боку. — Давай мы с тобой сделаем вот что: пойдем в пайторг, и ты выберешь ему что-нибудь сам. Хорошо?

Митя насторожился. Слово «пайторг» напомнило ему об ирисках.

— А деньги кто будет платить?

— О деньгах не беспокойся. Твое дело выбрать подарок. Книжку какую-нибудь.

— Нет, — сказал Митя замирающим голосом. — Книжка у него уже есть. А можно… можно ирисок купить?

Лия Акимовна рассмеялась.

— Какой ты глупыш! Давай уж тогда атласные подушечки возьмем. Он любит атласные подушечки.

— Не надо подушечки. Лучше ириски.

— Но почему именно ириски?

— Потому что они стоят сорок две копейки. — Митя громко сглотнул. — А в коробке пятьдесят штук.

Как хочешь. В конце концов дело твое. Но ириски ты спрячешь и отдашь Славику