Клифф Уорни, злоупотреблявший наркотиками, в состоянии транса разбился в машине вместе с певицей Дзидрой В., на которой собирался жениться, несмотря на 15-летнюю разницу в возрасте. Дзидра погибла на месте, Клиф отправлен в клинику с переломами обеих ног.

Тони с гадливостью отшвырнула листок:

— Скотина! Мерзкий ублюдок, животное! — она гневно терзала букетик фиалок, обрывая головки цветов и, наконец сделала то, чего Шнайдер уже давно дожидался — разрыдалась, уткнувшись лицом в полотенце.

Душераздирающая сцена никак не вязалась с идиллической обстановкой: медовый запах мелких белых цветов, окаймляющих бассейн, янтарный солнечный свет требовали стилистического единства от участвующих в их игре людей ласкающих, улыбчивых взглядов, уступчивой, тихой речи. Тони захлебывалась рыданиями, отбиваясь от пытающегося ее утешить Шнайдера.

— Довольно, Тони. Лиффи уже получил по заслугам. Не пойму — ты оплакиваешь его ноги или невесту? — Себя. Я оплакиваю себя, Артур, — она как-то сразу успокоилась и твердо посмотрела на Артура:

— Твое отношение к Уорни во многом справедливо. И если следовать твоей формулировке — он великолепный самец, но никак не мужчина. Но есть и еще кое-что, очень важное, о чем ты забыл упомянуть: — талант. Лиффи потрясающий музыкант. Недаром толпы фэнов готовы идти за ним в огонь и воду.

— Как крысы в море за сказочным флейтистом, спасшим город Гаммельн, вставил Шнайдер, обрадованный прекращением истерики.

— Да, как крысы. А я — одна из них. Я ненавижу его, но знаю, что стоит только запеть его свирели — и я побегу содрогаясь от стыда и омерзения… Но — побегу: в море, в огонь, в ад! Ах, Артур, если бы ты знал… как я иногда жду этого…

— Хороший урок для меня, голубка. Лучше быть талантливым самцом, чем плохоньким мужчиной. Мечтаю, чтобы его козлиные конечности срослись. Тогда я получу возможность собственноручно переломать их! Уж теперь не упущу случая, — Артур побагровел от гнева от признания Антонии. Она мрачно ухмыльнулась:

— Не волнуйся, кости Лиффи срастутся, а может быть, просто отрастут новые, как хвост ящерицы. Его хранят силы куда более могущественные, чем эти занудные медики. Мотнув головой, Тони распустила остриженные до плеч волосы и принялась их старательно расчесывать.

— Ты хочешь сказать, что Лиффи имеет сатанинские копыта и в заговоре с самим чертом, — усмехнулся Артур, туманно осведомленный об увлечениях Уорни.

— Похоже на то. Если меня, конечно, не надули, — Тони отложила щетку и решительно приблизилась к собеседнику:

— Вот что, Шнайдер: мне тоже следует сделать признание. Конечно, мой пронырливый менеджер что-то разнюхал и о чем-то догадывается… Но ты не знаешь главного, Артур… Антония Браун — не только пай-девочка с обложки, соблазнительная мордашка. Твоя «голубка» уже два месяца называется Инфинити. Я — ведьма, Артур. И в конце сентября должна вылететь на очередной шабаш. На помеле, разумеется. — Тони ожидала от Артура приступа преувеличенного саркастического смеха, шуток. Но он отнюдь не был склонен ни к издевке, ни к насмешкам. Ей даже показалось, что под бронзовым загаром лицо Артура посерело. Он отвернулся, рассматривая цветы с мучительной гримасой человека, вынужденного вместо карамели сосать хину.

— Кто делал тебе уколы? — спросил он, не повернув головы.

— Ларри или Лиффи. Сама я не смогла. Но это и было-то всего несколько раз, после того, как «напиток Богов», которым поил меня Клиф, перестал действовать, да и сигареты с травкой тоже. Вернее — я дурела, но летать, растворяясь в облаках и росе, разучилась. И разучилась «подзаряжать» Клифа энергией.

— Значит, он это называл так. И его дружки тоже, те, которых ты «подзаряжала»? — Артур закрыл глаза и прошептал одеревеневшими губами: — Клянусь — я убью его.

— Прекрати строить из себя святого. Что-то я не слышала о твоем монастырском прошлом, — Тони с вызовом посмотрела на Шнайдера. — И пойми мне это нравилось. Пожалуй, это было лучшим, что мне удалось испытать в своей игрушечной жизни. Кукла из бархатной коробочки! Пластиковая Барби!

Она снова заводилась, дрожа от ярости.

— Тихо! — Шнайдер торопливо поднялся, — дискуссию пока сворачиваем. Изобрази, пожалуйста, безмятежную улыбку — к нам направляется господин Браун. И сдается мне, твоему отцу известно гораздо больше, чем нам хотелось бы.

Артур легкой походкой пошел навстречу Остину по аллее кипарисов, а Тони ящеркой, почти без брызг, юркнула в голубую воду.

…Дора в самом деле блеснула мастерством, и обед получился великолепным. Стеклянные двери столовой, распахнутые во всю ширь, открывали вид на полуденную Флоренцию. Все сидящие за столом выглядели так, словно позировали для рекламы полной семейной идиллии. Даже почтенного пса Тома допустили ради такого случая в комнаты. Но старичок, давно утративший неутолимый юношеский аппетит, смирно ждала подачки у выхода на веранду, отслеживая умной поседевшей мордой все проходы Доры с ароматно дымящимися подносами. Светская, необременительная беседа касалась особенностей итальянской кухни и флорентийской погоды. Никто и не упомянул о сообщении насчет катастрофы с Уорни.

Алиса чувствовала в этот день себя особенно воодушевленной, как бывало всякий раз после очередной ее врачебной удачи. Однако мадам Браун не касалась медицинских тем и своего сегодняшнего визита в клинику, и никто не задавал лишних вопросов — удивительно тонкая, деликатная компания.

— Сообщаю собственные планы. Благодаря умелой организации занятости сотрудников агентства «Адриус» у меня впереди целая неделя каникул. Кроме обязательной программы — спортивно-оздоровительной и культурно-просветительной — не хочу и слышать ни о каких шумных увеселениях. Честное слово, мамочка, я так редко вижу вас вместе, что предпочту ужин на кухне в вашем обществе, чем в самом бомондном ресторане. А экскурсии по городу и музеям с удовольствием сведу к перелистыванию альбомов с репродукциями, — мягко, но настойчиво изложила программу своего пребывания во Флоренции Тони. — Позвольте мне посидеть дома, как десять лет назад, с фиалками и Томом и наесться вдоволь Дориных пирожков.

— Конечно, все будет так, как ты хочешь, девочка. Но сегодняшний ужин у Бенцони мы не можем отменить — по существу, граф дает его в нашу честь, просительно посмотрела на дочь Алиса. — Ты же знаешь — это один из немногих, очень давних друзей, связь с которыми была многие годы потеряна. Теперь просто невозможно не поддержать его инициативу.

— Ладно уж, вписываю в свою программу графа. Он, кажется, не зануда, а к тому же, по всей видимости, будет пялиться на тебя, мамуля, а не на меня. Только после этого приема — сплошной праздник лежебоки. Тони слегка лукавила. Не столько отвращения к многолюдным сборищам, сколько смутная тоска по Клифу и тревога по поводу колдовских обязательств, должных вскоре напомнить о себе, лишали ее интереса к светским развлечениям.

После побега