физического движения, не в силах пошевелиться: стоят несколько минут посреди улицы с поднятой для шага ногой, в разговоре делают паузу на полуслове. Иногда они просто мертвы для всего мира. По словам приятеля, они не реагируют на боль и, похоже, после возвращения в сознание не помнят, что были под кайфом.

Приезжает «скорая помощь». Один из санитаров выходит, приподняв брови, и незаметно, быстро проводит рукой по горлу Джейн. Лео говорит, что нет, она дышит. Сразу после этих слов женщина ухитряется сесть. Ее глаза сканируют толпу. Некоторые из тех, кто стоит вокруг нее свободным полукругом, улыбаются, другие смотрят укоризненно и качают головами.

Врачи «скорой помощи» кладут Джейн на носилки – на самом деле, просто подводят ее к носилкам, поскольку она уже может ходить – и загружают в кузов. Полицейские бригады разъезжаются, а один офицер остается руководить движением и наводить порядок. Мы забираемся обратно в патрульную машину и отчаливаем.

* * *

По сути, этим и должны заниматься полицейские – заботиться о тех, кому нужна забота, при добровольной поддержке со стороны общества. Передовые технологии, которые я обсуждал в этой книге, не сыграли в этом взаимодействии никакой роли, они даже не направили нас к месту происшествия.

В основе полицейской работы лежат беседы, наблюдение, убеждение. На собрании Compstat Марк представил меня старшему офицеру, одному из руководителей криминального отдела, здоровяку в сером костюме. Марк рассказал ему, зачем я пришел и о чем моя книга.

Офицер ни с того ни с сего подошел ко мне на полшага ближе. «Мне все равно, что это такое, – сказал он, подняв указательный палец. – Технология никогда не сможет заменить человеческое присутствие».

За время написания этой книги я часто слышал подобные заявления – от полицейских, конечно, но также и от других людей. Все использовали разные формулировки, но соглашались в одном: технология может взять на себя некоторые обязанности, которые когда-то были исключительной прерогативой людей, но в обозримом будущем полицейская деятельность останется глубоко человеческим делом.

Примерно за пять лет до той летней ночи, еще в 2014 году, департамент полиции Ньюарка подписал указ о согласии с федеральным правительством. Полицейские Ньюарка сделали это не первыми, и – хотя генеральный прокурор Дональда Трампа Джефф Сешнс строго ограничил использование таких документов – не последними.

Указ о согласии – это договоренность между двумя сторонами о разрешении судебного процесса без официального признания вины. Местные полицейские управления могут издавать указы о согласии после того, как Министерство юстиции подаст на них в суд за нарушение закона, обычно это схемы и практика неконституционной полицейской деятельности. Департамент, на который подан иск, и Министерство юстиции предлагают ряд реформ, а назначенный судом наблюдатель следит за тем, чтобы эти реформы осуществлялись.

По сути, указ о согласии позволяет полицейскому управлению переосмыслить и изменить свои привычки и поведение. Некоторые отделы сопротивляются переменам. Другие пользуются этой возможностью, чтобы, по сути, переписывать правила взаимоотношений между полицией и гражданами. Когда это происходит, улучшения отмечаются и в отделениях полиции, и в охраняемых ими городах.

Технологии, которые я обсуждаю в этой книге, в совокупности дают такую же возможность переосмыслить взаимосвязи между полицией и сообществами, которые она охраняет. Как показали массовые протесты после убийства Джорджа Флойда в 2020 году, эти отношения разрушились в слишком большом количестве городов. Конечно, есть исключения, как раз перед тем, как это написать, я посмотрел ролик, в котором начальник полиции Атланты идет сквозь толпу протестующих и уважительно слушает их. Но в сообществах по всей Америке и миру взаимное презрение и недоверие только растут. Этому нужно положить конец. В городах, где полицейские силы успешно приняли указ о согласии – таких как Лос-Анджелес и Сиэтл – полиция работает более эффективно, преступность стала ниже, а отношения между полицией и людьми улучшились. Это произошло потому, что правоохранительные органы получили возможность пересмотреть давние привычки и практику. Процесс публичного обоснования и оценки использования новых технологий предоставляет примерно ту же возможность: граждане говорят, а полиция слушает, потом полиция говорит, а граждане слушают. Благодаря этому процессу приходит взаимное уважение и понимание, становятся возможными переговоры – благодаря этому процессу возобновляется демократия.

Рано или поздно многие из технологий, о которых я говорил, найдут свое применение на регулярной основе. Где-то они продержатся дольше, где-то меньше, но распознавание лиц станет более качественным, а нательные камеры наблюдения сделаются такой же стандартной частью полицейского снаряжения, как фонарик и пистолет. Учитывая, какие объемы данных мы генерируем, неизбежной кажется и определенная степень использования алгоритмов для обработки информации и принятия решений. Но поскольку они представляют беспрецедентный риск для наших гражданских свобод и неприкосновенности частной жизни, мы не можем пассивно принимать их, как слишком часто делали с предыдущими технологиями.

Дело не в том, что полицейские – плохие люди, которые просто хотят постоянно отслеживать и контролировать всех на свете. Это не так. Они выполняют тяжелую, опасную, необходимую работу. По моему опыту, большинство из них делают это из чувства долга. Они защищают своих собратьев и искренне пекутся об общественной безопасности. Но это не значит, что они должны быть освобождены от какого-либо гражданского надзора.

Все мы, как граждане либеральных демократий, должны высказываться, если хотим сохранить свободу и открытость своих стран. Использование технологий наблюдения может быть неизбежным, но его условия мы должны определять сами. Нам нужно сделать то, что сделали граждане в Окленде в 2014 году: появляться на заседаниях городского совета, начинать задавать вопросы и не останавливаться, пока ответы нас не удовлетворят.

Что происходит, когда мы заставляем полицейские управления обдумывать и объяснять свои подходы к применению технологий? Что ж, эти первоначальные разговоры бывают неудобными, особенно в тех местах, где практически отсутствует функциональный гражданский надзор за полицией. Но альтернатива всего одна – позволить государству постоянно собирать и хранить огромное количество информации о нас (в том числе и о тех, кто ни разу не был осужденным или даже подозреваемым в каком-либо преступлении) с небольшим количеством правил и минимальным надзором. Это неприемлемо и создает условия для лжи, которыми пользуется Китай.

После этих первых неловких столкновений полиция поняла, что граждане, обеспокоенные неприкосновенностью частной жизни – это не радикалы и не смутьяны, желающие бороться с правоохранительными органами, а просто обычные люди, которые стремятся защищать гражданские свободы каждого, включая, конечно, и полицейских, свободных от службы или вышедших в отставку. В то же время граждане поняли, что полиция хочет использовать эти технологии по большей части не ради того, чтобы следить за невиновными людьми и вносить их в базы данных, что правоохранители тоже разделяют многие опасения граждан. Я готов