Теперь они как никогда раньше замкнулись в своей скорлупе. После поражения Маккея Дона Коули на выборах 1971 года они снова сменили тактику. Дэнни привлек к семье слишком пристальное нежелательное внимание; они не хотели повторения пройденного и еще глубже окопались на своем острове. Опасаясь того, что новый шериф Ти-Ар Мередит или его преемник Трайс Макнэт начнут их преследовать, усилили охрану и продолжали выращивать травку, контрабандой вывозя ее с острова на самолетах, кораблях, в пикапах и открытых платформах, якобы предназначенных для транспортировки пиломатериалов.

Однако вскоре со свойственной большинству Пэджитов проницательностью они почуяли, что марихуановый бизнес становится слишком рискованным, и начали вбухивать деньги в легальные предприятия. Купили компанию по строительству дорог и очень быстро превратили ее в надежного подрядчика для правительственных проектов. Приобрели завод по производству асфальта, цементный завод, гравийные карьеры в северной части штата. Строительство дорог всегда слыло одной из самых коррумпированных отраслей в штате Миссисипи, а Пэджиты прекрасно умели играть в эти игры.

Я как можно внимательнее старался следить за их деятельностью. Это было еще до принятия акта о свободе информации и закона о свободе собраний. Мне были известны названия некоторых купленных Пэджитами предприятий, но добыть информацию о них оказалось практически невозможно. Мне нечего было напечатать, потому что на поверхности все выглядело законно.

Я ждал, хотя сам точно не знал чего. В один прекрасный день Дэнни Пэджит вернется и может просто исчезнуть на острове, никто его никогда больше не увидит. А может, все случится совсем по-другому...

* * *

Мало кто из горожан не посещал церковь. Те, что посещали, судя по всему, точно знали, кто этого не делает, и всегда приглашали таких людей «приходить на наши богослужения». «Увидимся в воскресенье» — было такой же привычной репликой при расставании, как «ну, заходите к нам».

Первые годы жизни в Клэнтоне все донимали меня подобными приглашениями. Как только стало известно, что издатель и хозяин «Таймс» не ходит в храм, я стал самым привлекательным в городе «бесхозным объектом». И тогда я решил что-нибудь предпринять.

Каждую неделю Маргарет собирала полосу «Религиозная жизнь», которая предлагала весьма широкий ассортимент церквей, рассортированных по конфессиям. Печатали мы на этой полосе и объявления нескольких «побочных» конгрегаций, заметки о религиозных бдениях, собраниях, церковных обедах и прочих мероприятиях.

Просмотрев эту полосу, а также телефонную книгу, я составил полный список церквей округа Форд. Их оказалось восемьдесят восемь, однако это была «переменная величина», поскольку где-то приходы исчезали, где-то возникали новые. Я поставил себе задачу посетить их все, чего до меня наверняка никто не делал, и этим подвигом заслужить репутацию прихожанина, не приверженного, однако, ни одной из конкретных церквей.

Разнообразие в этой области ошарашивало. Как могут протестанты, исповедующие одни и те же фундаментальные постулаты, быть настолько разделены? Все они признавали, что: 1) Иисус — единственный сын Божий; 2) он появился на свет в результате непорочного зачатия; 3) прожил жизнь праведную; 4) подвергся гонениям со стороны иудеев; 5) воскрес на третий день и вознесся на небеса; 6) некоторые верили также — хотя здесь было много разных толкований, — что каждый должен следовать Иисусу в крещении и вере, чтобы обрести жизнь вечную.

В целом доктрина проста и непосредственна, но дьявол, как говорится, таится в подробностях.

Католиков, англиканцев или мормонов у нас не было, округ слыл преимущественно баптистским, однако баптисты были разделены на множество течений. На втором месте стояли пятидесятники, внутри которых, совершенно очевидно, шла такая же борьба, как и у баптистов.

В 1974 году я начал свое эпическое путешествие по приходам округа Форд. Первой на моем пути оказалась евангелическая церковь Святого распятия — шумное сборище пятидесятников, — находящаяся в двух милях от города по гравиевой дороге. Согласно объявлению, служба должна была начаться в половине одиннадцатого. Я занял место в заднем ряду, как можно дальше от центра. Меня тепло приветствовали, в храме быстро распространился слух, что на службе присутствует добропорядочный гость. Никого из присутствовавших я не знал. Пастор Боб был одет в белый сюртук, рубашку цвета морской волны и белый галстук, его густые вьющиеся черные волосы, густо напомаженные, плотно облегали череп. Все начали вопить, уже когда он приступил к объявлениям. Во время пения прихожане тоже кричали, размахивая руками. Когда же час спустя началась собственно служба, я уже созрел для того, чтобы сбежать из этого бедлама. Служба длилась пятьдесят пять минут, к тому времени, когда она завершилась, я чувствовал себя обескураженным и изнемогшим. Время от времени здание сотрясалось от топота. Когда прихожан обуревали особенно сильные чувства и они вопили, запрокинув головы, стекла в окнах дрожали. Пастор Боб «возложил руки» на трех больных, страдающих какими-то маловразумительными недугами, и те тут же радостно сообщили, что исцелились. В какой-то момент я стал свидетелем диковинного действа: встал дьякон и начал произносить нечто на языке, коего я никогда в жизни не слышал. Он сжимал кулаки, плотно закрывал глаза и ровным беспрерывным потоком извергал из себя непонятные слова. Причем это не было спектаклем; он ничуть не фальшивил. Через несколько минут девушка на хорах поднялась и начала переводить на английский. Оказалось, это было видение, ниспосланное Богом через дьякона: среди присутствующих находились нераскаявшиеся грешники!

— Покайтесь! — воззвал пастор Боб, и все головы низко опустились.

А что, если дьякон говорил обо мне? Я огляделся и заметил, что дверь заперта и охраняется другими дьяконами. Наконец страсти постепенно улеглись, и через два часа после прихода я вырвался из здания с одним желанием: немедленно выпить.

Я написал милый маленький репортаж о посещении евангелической церкви Святого распятия и напечатал его на полосе «Религиозная жизнь», отметив теплую атмосферу, царившую в храме, прелестное соло в исполнении мисс Хелен Хэтчер, могучую проповедь пастора Боба и так далее.

Излишне говорить, что подобного рода материалы приобрели широкую популярность.

Минимум дважды в месяц я ходил в церковь. Преподобного Терстона Смолла, сидя рядом с мисс Калли и Исавом, я слушал два часа двадцать минут (я хронометрировал каждую проповедь). Самым лаконичным оказался пастор Фил Биш из Объединенной методистской церкви Карауэя — он говорил всего семнадцать минут. «Самой» оказалась и сама эта церковь — по царившему в ней холоду. Отопление не работало, на дворе стоял январь, и, вероятно, именно этому мы были обязаны краткостью проповедника. В Первой баптистской церкви Клэнтона я сидел рядом с Маргарет и слушал преподобного Милларда Старка, который в тот день читал свою традиционную ежегодную проповедь о вреде алкоголя. У меня весьма некстати голова раскалывалась с похмелья, и Старк неотрывно смотрел на меня.

Храм Праздника кущей располагался в задней комнате заброшенного автосервиса в Бич-Хилл. Там я в компании еще шестерых прихожан слушал, как вестник конца света с безумным взором, которого называли Питер Пророк, почти час вопиял перед нами. Моя религиозная колонка на той неделе оказалась очень короткой.