что им повезло, им в руки попалось классическое дело: абсолютно все, находившиеся в ночь трагедии в квартире, имели и возможность, и основания убить товарища Брюханова. Они, как и всякие профессионалы, скучали на работе и, конечно, больше всего на свете терпеть не могли дилетантского бреда и постарались вернуть меня на землю.

Нет, отвечал я, выстрела я не слышал, хотя сплю чутко, абсолютно уверен, что никто не входил и не выходил из квартиры, я просыпаюсь от стука капель в кухонной раковине, а выстрела не слышал скорее всего потому, что орала музыка у Платон Сергеича, у товарища литератора нашего. Стреляли не позже пол-второго-двух, когда магнитофон перегорел. Нет, передвигаться не могу совсем. Вывозят, правильно, вон в том кресле. В основном тетка. Какая музыка орала? Бы знаете, очень легко ответить на этот вопрос. Группа «Святая простота». И крутил Платон Сергеич в основном одну и ту же песню — «Сердце Родины». Это такой стиль, когда берется песня, скажем, Серафима Туликова и поется таким образом, что можно с ума сойти от смеха, попробуйте сами. Понятно, понятно, это вам не очень-то интересно. Так вы хотите знать, почему я всех подозреваю? Хотя я как бы и не подозреваю, это слишком конкретное слово. А, сначала вам хочется, чтобы я охарактеризовал убитого. С удовольствием. Если честно, то мне странно, что его не убили раньше. Нет, нет, я нисколько не преувеличиваю. Он вызывал дикое раздражение и даже отвращение уже через несколько секунд после начала разговора с ним. Да, да, и это тоже. Просто какая-то очень неприятная биология. Кожа то ли слишком пористая, то ли… кажется, запах, знаете, всегда полоски пены в углах рта, я невольно в силу своего положения очень реагирую на такие вещи, потому что сам боюсь опуститься. Потные ладони, всегда сглатывал слюну почему-то, как будто вы вызываете у него аппетит, знаете, есть люди с невероятно богатым слюноотделением. Потом… вы видели его штаны? Представляете себе крестец, а? Хохотал омерзительно. Тут я уже перехожу к характеру. Хохотал омерзительно, но и злился тоже омерзительно. Перепады были громадные… Нет, психически был, по-моему, здоров. Он вообще любил здоровье. Но странно его понимал. Много жрать, много пить, отрыгивать на всю квартиру. Ей-богу, я слышал, как он чавкает у себя за столом. А его схватки с клозетом! Ватерлоо! Я каждый раз боялся за унитаз. Его потворство своей… физиологии было беспредельным. Такая вещь, как деликатность, такт, для него не существовала. Когда большое животное шагает, оно не замечает маленькие заборчики. Свое мнение, если оно у него вдруг появлялось, он считал необходимым немедленно довести до наибольшего числа окружающих. Когда он комментировал какую-нибудь телепередачу, в квартире невозможно было находиться: язык его, естественно, на две трети состоял из нецензурных слов. Слава богу, он было равнодушен к искусству, даже телевизионному.

Кажется, был нежаден. Вспоминается, как года полтора назад он принес мне почему-то арбуз, причем арбуз таких размеров… Да, да, про то, что работает начальником РЭУ, разведен и имеет где-то дочь, вы знаете? Дочь живет, кажется, с его сестрой, нельзя было, конечно, допустить, чтобы она жила с ним, хотя, так мне кажется, он ее любил. Дочь. Кажется, даже сильно любил. Вот пока все о нем… Теперь кто? Кажется, Мариночка Климова. Так вот, самое главное в том здесь, что он, Брюханов, давно ее домогается. Домогался. Да, да, несмотря на морду лица и пятьдесят два года. Мариночку вы, естественно, видели. Девочка в порядке. Но дело в том, что она из Калягина. Лимита…

Тут они меня перебили и попросили объяснить, в какой именно форме «домогался». Мариночка, стало быть, сама решила об этом речь со следствием не заводить, вычислила, быстроголовая, что этот факт может сыграть против нее. Хотите знать, в какой форме? Да в самой отвратительной. Когда наша красотка прибыла в столицу в погоне за птицей счастья, поступила она на работу в руководимое товарищем Брюхановым учреждение, и он, надо думать, сразу же положил на нее глаз. Это, видимо, тоже входило в его понимание здоровья — переспать со всеми женщинами, до которых можешь дотянуться. Состояние, в котором оказываются все эти провинциальные мечтательницы, попав «на лимит», известное. Это люди без будущего, тут даже не важно, сильная ты натура или нет, пусть у тебя даже звериная хватка — это, по сути, положения не меняет. Возвратиться домой? Лучше в петлю! Нет, я не читаю вам лекцию, просто многое из того, что здесь произошло, нельзя будет без этого попять. Короче говоря, Матвей Иванович Брюханов, прекрасно осведомленный о преимуществах своего служебного положения и не раз уже им пользовавшийся, приступил к делу. Гор золотых он ей не предлагал, у него была приманка получше — прописка. И, думаю, он без особых хлопот затащил бы ее в койку, однажды такое даже и произошло. По крайней мере таково мнение молвы. Продолжение история не получила, потому что Марину угораздило влюбиться, монстр получил отставку, но своих притязаний не оставил, он буквально ее преследовал. У нее, как я понимаю, все шло к свадьбе, Брюханов ее шантажировал. Владик — жених — колебался, его можно понять. Короче — узел. То, что Мариночка ни в коем случае не прописана в своей комнате, вы знаете? Это служебная площадь. Вам непонятно, как это можно прописать человека через полгода в Москве? Это, конечно, не по закону, но сделать можно и не такое. Мне даже странно слышать от вас этот вопрос.

Вы видите, я не делаю никаких выводов, это, конечно, ваше дело…

Теперь Платон Сергеич, да? Ну, то, что он литератор, он вам сам рассказал? Настоящий член союза писателей, но спивается, по-моему. Не знаю уж, что он там насочинял, но время от времени получал гонорары и, получив, поступал таким образом: он закупал ящик водки и ставил мне под кровать. Я выдавал бутылку только в том случае, если он мог мне доказать, что ему действительно необходимо выпить. Я придумал это условие, чтобы хоть немного стимулировать литературные способности соседа, чтобы даже его тягу к спиртному использовать в мирных целях. Такая у нас была игра. Что характерно: условия этой игры он выполнял неукоснительно, он мог часами бродить по комнате, выдумывая запутаннейшие сюжеты, и прибегал ко мне с горящими глазами, чтобы рассказать примитивную дребедень, и, получив отказ, падал на колени и начинал слезно вымаливать «бутылочку». Представляете себе, да? Причем никогда не пытался применить силу, я бы все равно не смог ему помешать.