Егерь нахмурился и посмотрел на две узорчатые дубовые двери с позолоченными ручками. Вдруг они дернулись, а из проема вынырнули две тени. Облачены неизвестные были в сплошную черную спецназовскую форму, лица были плотно прикрыты балаклавами.

Под рукой, в кобуре, торчали пистолеты, а на поясе болтались длинные дубинки, которыми обычно колотят людей, преступивших закон.

— Внутреннее бюро контроля общественной безопасности, — пояснил Беркут, отвлекаясь от окна. — Сокращенно: ВБКОБ.

— Ага, — фыркнул Корсар, впиваясь в фигуры злым взглядом. — Оборотни в погонах, чтоб их.

— Не будем сейчас. Можно идти.

Они направились вперед по коридору.

Беркута ВБКОБ-овцы пропустили сразу, а вот Корсара с Егерем тщательно обыскали. Даже слишком.

— Ну куда! — шикнул Корсар. — Там-то я точно ничего не пронесу, куски вы…

— Шагай, — холодно сказал один из них.

«Так бы и плюнул в морду, — подумал сталкер, ступая за двери, — жаль она под маской».

Следом обыскали Егеря и не нашли ничего, кроме пачки сигарет и зажигалки. Дальше проверять не стали.

— Проходи.

2

— Итак, господа, — здоровенный толстяк, раскинув руки на офисном кресле, которое еле-еле выдерживало его габариты, качнулся, — Совет можно считать открытым. Без лишних приветствований, поясню контекст. Дмитрий Степанович, лидер охотников, ни свет ни заря, возвращается из долгого и изнурительного рейда, а после, снова ни свет ни заря, созывает всех нас. И созывает срочно, чрезвычайно срочно. Поэтому спрошу без лишних слов: что случилось, Беркут? И вместе с этим, что даже более важно: выполнен ли заказ?

Сидели члены Совета в большом, овалообразном кабинете, большим ровно настолько, чтобы в нем, за столом, могли уместиться почти тридцать человек. Но сегодня в кабинете главной администрации города было всего десять самых влиятельных и крупных игроков в городе, тех, кто содержал в своих руках такую власть, что ни одному горожанину не снилась.

Кабинет веял шиком и блеском.

Горела тысячами огней огромная люстра, прямиком из двадцатого века, усыпанная хрусталем и золотом, с одним лишь отличием — электрическими лампами. Змеями ползли и извивались деревянные, украшенные резьбой и позолотой арки, не спеша щёлкал дрова шикарный, выложенный из белого камня камин, а на полу, под овалообразным столом из темного дуба, расстелился шёлковый турецкий ковер, на котором пустили абстрактные узоры лепестков, обнажённых женщин и лоз винограда. В изящных, очень широких шкафах, теснились книги всех веков: от Цицерона до Достоевского, от Библии до последних работ по нейробиологии. В каждом из хранилищ уместилась не одна сотня книг. Огромные часы-маятники, что стояли около камина, мерно качали маятником из стороны в сторону, отсчитывая минуту за минутой. А на фронтальной стене, прямо с огромного полотна, гордо задрав голову, взирала Елизавета ll, облаченная в бархатное платье, и мерила весь этот блеск и богатство, удовлетворённым взглядом. Само собой, такая превосходная картина была замкнута в золотистую рамку и прикрыта лучшим стеклом, лишённым даже намека на царапину.

Корсар, усевшись на кресло где-то посередине, ещё долго не мог привыкнуть к мягкой, слегка пружинистой подкладке. Оглядывая залу, он то и дело придерживал челюсть.

На столе, за которым уселись все из Совета, подле каждого стояла бутылка выдержанного коньяка и аккуратный, граненый по углам, тюльпановый стакан.

«Охренеть, мать вашу, — хмурился Корсар, — мы, значит, пьём водку с самогоном, и то, если повезет, живем в халупах, работаем на износ, а эти во тебе! Картины, камины, ковры. Тьфу! Какие с них коммунисты?».

Несмотря на то, что Корсар пару раз бывал на заседаниях, сюда он попал впервые. Раньше дела обсуждали в баре. Тогда всё было гораздо уютней и проще. А теперь, когда ремонт администрации, на которую вбухали тучу бабла был закончен, сталкер чувствовал себя как бродяга у аристократов. Впрочем, так оно и было.

Он посмотрел на рядом сидящего Егеря, затем на Беркута. Им тоже было не по себе. Перевозчик смотрел то на стакан с выпивкой, то на разжиревших советчиков.

В воздухе висела паршивая атмосфера, напряжение росло и тянулось, пахло лицемерием и напускной вежливостью. А ведь заседание только началось.

Дмитрий Степанович набрал воздуха, потёр пальцами виски. Собрался мыслями.

— Заказ выполнен, Якуб, — после недолгого молчания сказал он. — Триста оленьих голов, пять десятков волков, из них — восемь трупами.

— Недурно, — Якуб почесал густую щетину, шмыгнул носом и потянулся к выпивке. — Денюжки уже ждут. Триста двадцать пять тысяч рублей. Но это без учета вычета моих и твоих налогов, сборов и, конечно, Безвозмездных в фонд развития города.

Беркут поморщился.

— Всё как обычно, доставкой через моих людей. Но раз заказ выполнен, — Якуб поднял стакан, демонстративно понюхал и отпил. — В чём дело?

— Кажется, я догадываюсь, — сказал старичок, сидящий ровно напротив Беркута.

Его лицо избороздили десятки морщин, на длинном носу он держал аккуратные, округлые очки, что на свету электрических ламп, рассредоточенных по кабинету, блестели ярким жёлтым светом. На голове у него была обильная, кудрявая, седая шевелюра, спадающая до плеч. Но больше всего его выделяла огромная, пышная, белесая борода, как у Толстого. Внешне старичок был хорошо сложен, даже для своих лет.

— В больницы пару часов назад доставили почти сорок трёхсотых. Тяжёлых. У одних повреждены рёбра, у других — ноги или руки. Третьи с повреждениями внутренних органов. В общем, если составить список всех ранений, хватит протянуть от госпиталя до сюда. И все из охотников. Мои врачи уже занимаются ими, — старичок обратился к Беркуту, слегка кивнув. — Но я предполагаю, что отлеживаться им ещё прилично.

— Спасибо, Алексей Владимирович, — чуть добрее сказал командир охотников. — Вы верно догадываетесь. Мы в дерьме.

— Ты в дерьме. Ты в дерьме, Беркут. Не впутывай весь Совет в свои проблемы.

Голос у говорящего был хрипящий и паршивый, хотя он выглядел приятно: широкий в плечах, высокий мужчина, лет тридцати-тридцати пяти, с коротко стриженными черными волосами и длинной, козлиной бородкой, которую он то и дело потирал. На нем была униформа спецназа.

В отличии от остальных членов Совета, он уже опустошил добрую половину стакана и сейчас крутил на столе большой, испещренный узорами перстень, в который был вправлен самый настоящий, красный, как кровь, рубин.

— Ошибаешься, Коба, — спокойно и холодно парировал Беркут. — Это не только мои проблемы. Это проблемы рейдеров. Это проблемы ланцетов. Это твои проблемы. И всех тех, кто сейчас собрался в этом зале.

Коба криво усмехнулся.

— И что же это за проблемы? — вмешался ещё один голос.

Беркут посмотрел в другую сторону стола.

На него уставшими, изумрудными глазами, смотрел высокий, кряжистый мужчина. Он сплел пальцы на руках, положив на них подбородок и внимательно