– Что за чушь! Генерал Воейков преподает наследнику арифметику! Какой же он педагог? Когда и кому он преподавал что-либо? Он занимался лошадьми, солдатами, кувакой, а не науками, – обратился я однажды к профессору Федорову.

– Вот, подите же! Эти господа (он указал на гофмаршала) убедили государя, что так дешевле будет… Отдельный преподаватель дорог, – ответил профессор Федоров.

Я чуть не упал от ужаса. При выборе воспитателей и учителей для наследника Российского престола руководятся дешевизной и берут того, кто дешевле стоит. Тем не менее Воейков до самой революции продолжал преподавать наследнику арифметику.

В воспитательном отношении главную роль, кажется, играл дядька-матрос Деревенько, может быть, очень хороший солдат, но для наследника, конечно, слишком слабый воспитатель. Отсутствие сильного, опытного, соответствующего задаче воспитателя заметно сказывалось. Сидя за столом, мальчик часто бросал в генералов комками хлеба; взяв с блюда на палец сливочного масла, мазал им шею соседа. Так было с великим князем Георгием Михайловичем. Однажды за завтраком наследник три раза мазал ему шею маслом. Тот сначала отшучивался, грозя поставить гувернера в угол; когда же это не помогло, пригрозил пожаловаться государю. Мальчик угомонился, когда государь посмотрел на него строго.

А однажды выкинул совсем из ряда вон выходящий номер. Шел обед с большим числом приглашенных – был какой-то праздник. Я сидел рядом с великим князем Сергеем Михайловичем. Наследник несколько раз вбегал в столовую и выбегал из нее. Но вот он еще раз вбежал, держа назади руки, и стал за стулом Сергея Михайловича. Последний продолжал есть, не подозревая о грозящей ему опасности. Вдруг наследник поднял руки, в которых оказалась половина арбуза без мякоти, и этот сосуд быстро нахлобучил на голову великого князя. По лицу последнего потекла оставшаяся в арбузе жидкость, а стенки его так плотно пристали к голове, что великий князь с трудом освободился от непрошеной шапки. Как ни крепились присутствующие, многие не удержались от смеха. Государь еле сдерживался. Проказник же быстро исчез из столовой.

Однажды я после высочайшего обеда зашел на несколько минут к генералу Воейкову, чтобы переговорить с ним по какому-то делу. Мы вели тихую беседу. Вдруг быстро открывается дверь, показывается фигура наследника с поднятой рукой, и в нас летит столовый нож.

– Алексей Николаевич! – крикнул генерал Воейков. Наследник скрылся, но минуты через две повторилась история: только на этот раз полетела в нас столовая вилка.

Почти каждый раз под конец завтрака наследник начинал игру в разбойники. Для этой игры у него всегда в боковом кармане имелись красные и белые спички, которые он теперь тщательно раскладывал на столе. Красные означали разбойников, белые – мирных граждан. Первые нападали на последних, последние отбивались. Для изображения таких действий наследник всё время производил перегруппировки, объясняя вслух значение их. Адмирал Нилов всегда возмущался этой однообразной и бессодержательной игрой, и открыто высказывал свое недовольство всем вообще воспитанием наследника без серьезного воспитателя.

Когда государь после стола обходил гостей, наследник в это время возился обыкновенно с бельгийским генералом Риккелем, часто обращаясь с ним совсем бесцеремонно: толкая его коленом в живот, плечом в бок и т. п. Иногда залезал под рояль и оттуда хватал генерала Риккеля за ногу. Другим любимцем наследника был японский военный атташе-полковник. В летнее время после завтрака в саду, устраивавшегося обыкновенно в палатке, наследник любил шалить у фонтана, направляя ладонью струю на кого-либо из присутствующих, а иногда и на самого государя.

Летом 1916 г. почти ежедневно Алексей Николаевич в городском саду около дворца производил военное ученье со своей «ротой», составленной из местных гимназистов его возраста. Всего участвовало в этой игре до 25 человек. В назначенный час они выстраивались в саду и, когда приходил наследник, встречали его по-военному, а затем маршировали перед ним.

Летом же у наследника было другое развлеченье, которое обнаруживало и его любовь к военным упражнениям, и его нежную привязанность к своему отцу. Утром перед выходом государя к утреннему чаю Алексей Николаевич становился с ружьем «на часах» у входа в палатку, отдавал по-военному честь входившему государю и оставался на часах, пока государь пил чай. При выходе последнего из палатки Алексей Николаевич снова отдавал честь и уже после этого снимался с «часов».

Господь наделил несчастного мальчика прекрасными природными качествами: сильным и быстрым умом, находчивостью, добрым и сострадательным сердцем, очаровательной у царей простотой; красоте духовной соответствовала и телесная.

Алексей Николаевич быстро схватывал нить даже серьезного разговора, а в нужных случаях так же быстро находил подходящую шутку для ответа.

– Это что такое? – спрашивает его государь, указывая пальцем на пролитый им на стол суп из ложки.

– Суп, ваше императорское величество! – совершенно серьезно отвечает он.

– Не суп, а свинство! – замечает государь. Генерал Риккель всегда сидел против наследника по другую сторону стола, и между ними постоянно происходила пикировка. Риккель начинал гладить свой большой живот, показывая глазами наследнику: у тебя, мол, такого «благоутробия» нет. Наследник тоже начинал разглаживать свой животишко. «Non, non, non», – улыбаясь, отвечает Риккель.

Алексей Николаевич начинает крутить пальцами около носа, где должны бы быть усы. «Non, non, non!» – опять слышится тихая октава Риккеля. Наследник побежден, но не хочет сдаться. Посидев минуты две спокойно, он начинает крутить у себя надо лбом волосы и, предвкушая победу, упорно смотрит на Риккеля. Последний пробует копировать наследника, но ничего не выходит, так как череп генерала Риккеля голый, без волос. Риккель побежден… И наследник кричит: «Non, non, non!»

В алтаре штабной церкви прислуживал гимназист Шура Котович, сын члена Ковенского окружного суда, очень скромный и воспитанный мальчик. Шура приглянулся Алексею Николаевичу. Завязалось между ними знакомство без представления и слов. Стоя на клиросе, Алексей Николаевич делал разные знаки находившемуся в алтаре Шуре, на которые последний, понимая свое положение, отвечал лишь почтительным смущением. Откуда-то Алексей Николаевич узнал и имя Шуры. Однажды, сидя за завтраком, Алексей Николаевич спрашивает меня:

– Что, Шура бывает в саду?

– Он каждый день несколько раз проходит через сад, когда идет на уроки или в церковь и возвращается обратно, – отвечаю я.

– Он ежедневно бывает в церкви? – удивляется наследник.

– Да. Утром, идучи в класс, он заходит в церковь и вечером обязательно бывает на вечерне.

– А что же он дома делает?

– Учит уроки, ухаживает за матерью: у него очень больная мать, – говорю я.

Наследник сразу смолк и задумался.

– Наверно, вы хотите ближе познакомиться с Шурой? – прерываю я его молчание.

– Да, очень хочу.