Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Охотники все так же стояли с копьями в дверях, но уверенности в них поубавилось. Земер, видимо, наобещал им, что в этом доме они смогут схватить самозванца-монаха и получить приличное вознаграждение. Но не обнаружили никого, кроме задиристой женщины с крикливыми детьми и угрюмого живодера в окровавленном фартуке.
— Это что вообще значит, Алоиз? — прорычал Михаэль Грец. Похоже, он знал одного из охотников. — Теперь в порядке вещей вот так вламываться домой к порядочным людям и обвинять непонятно в чем?
— Прости, Михаэль, просто… — начал охотник, но его перебил бургомистр.
— Это не дом, а вонючий свинарник! — заорал он. — И не грязному обдирале упрекать меня в чем-то. Особенно если он врет! Куизль был здесь, и точка! Может, мы даже эту вшивую рясу здесь найдем…
Себастьян Земер прошелся по дому, временами что-нибудь приподнимая кончиками пальцев. Он с явным отвращением пересек комнату и остановился у подоконника. На нем лежал маленький мешочек, и Себастьяну он показался знакомым. Он вывернул его, и на пол посыпались крошки табака.
— Ха, а это у нас что? — торжествующе прокаркал Себастьян. — Я лично знаю только одного, кто курит это вонючее зелье. А именно — нашего палача!
— А тут уж вы глубоко заблуждаетесь, — возразила Магдалена, и глазом не моргнув. — Я тоже иногда трубочкой балуюсь. Хорошо, знаете ли, для пищеварения. Попробуйте и вы как-нибудь, перестанете так ветрами страдать.
— Ты? Женщина? — Себастьян с трудом справился с изумлением. — Это… гнусная ложь!
— Могу подтвердить, — отозвался Михаэль Грец. — Курит, как сарацин.
— Так… так ты тоже врешь. Я…
— Это я-то вру?
Грец тоже повысил голос, это было просто необходимо, чтобы перекричать вопли детей. Несмотря на свой маленький рост, живодер встал перед растерянным юношей, и рука его потянулась к ножу на поясе.
— Я хоть и грязный обдирала, но и у меня есть свое достоинство! — рассвирепел он. — Не вам обвинять меня во лжи! Не вам! Кто вы вообще такой?
— Это сын нашего бургомистра, — попыталась успокоить его Магдалена, укачивая при этом орущих детей. — Я уверена, это просто недоразумение.
— Тогда сыну вашего бургомистра неплохо бы уйти, откуда он пришел, — проворчал Грец уже не так свирепо. — Во всяком случае, здесь ему не рады.
У Себастьяна отвисла челюсть, он задрожал и повернулся к отцу:
— Отец, ты слышал, что этот…
Земер грубо от него отмахнулся. Он уже готов был взорваться, но держал себя в руках.
— Ладно, палачка, мы уйдем, — процедил он. — Только знай, если я увижу твоего отца где-нибудь в Андексе, то велю схватить его и допросить. По подозрению в ограблении монастыря и богохульстве. И тогда посмотрим, кто упрямее: наш палач или здешний. Я слышал, у мастера Ганса рука тяжелая. Он с радостью возьмется за собрата, который выдавал себя за францисканца… — Земер прищурился. — Как знать, может, отец твой и с трупом часовщика связан как-то. Его утром как раз из колодца выловили…
Магдалена уставилась на бургомистра:
— Нашли труп Виргилиуса? Но…
Земер усмехнулся. Ему явно приятно было видеть, как столь самоуверенная женщина перед ним наконец растерялась.
— Именно так. Этот гнусный аптекарь, наверное, сжег его и сбросил в колодец. Приор, который скоро уже станет настоятелем, только что мне все рассказал. Так что все встало на свои места. — Бургомистр самодовольно улыбнулся. — Отец твой зря тут вынюхивал; этого аптекаря сожгут в Вайльхайме за убийство, а мы сможем вернуться к своим делам.
Он делано поклонился.
— А теперь я действительно вынужден раскланяться. Пока меня не вывернуло от этой вони. — Бургомистр сморщил нос и потянул за собой трясущегося от ярости сына. — Идем, Себастьян. Это место явно не для нас.
Задрав подбородки, Земеры прошагали за дверь, охотники с растерянным видом последовали за ними. Магдалена и Грец молча смотрели им вслед.
— Боюсь, тебе придется мне кое-что объяснить, — сказал Михаэль, когда шаги охотников наконец стихли. — Почему отца твоего не должно здесь быть, если он здесь? И с какой стати ему выдавать себя за францисканца? Я ведь помню, что как-то раз видел в доме монаха…
Он подмигнул Магдалене.
— Не то чтобы я без удовольствия облапошил этих толстосумов только за то, что они нашего брата унизили. Но вот узнать бы еще, чего этот бахвал так взбесился…
— Это… долгая история, — вздохнула Магдалена. — Давай я сначала детей уложу, а потом расскажу, может, что-нибудь. Все равно теперь все насмарку, наверное. Если Виргилиус мертв, то и на помощь настоятеля нам рассчитывать не придется. И Непомук, похоже, на костер отправится.
Она отнесла детей в соседнюю комнатушку и снова их убаюкала, после чего вернулась, села за стол рядом с Михаэлем и нерешительно произнесла:
— Ну… с чего начать?
— Лучше со своего отца, — ответил Грец. — Чего там этот упрямый болван опять натворил?
Ни живодер, ни Магдалена не заметили, что снаружи их подслушивали. Услышав достаточно, лазутчик бесшумно скрылся в кустах боярышника.
Симон поднялся на третий этаж и вошел в господские покои монастыря. Сердце бешено колотилось.
Полчаса назад Якоб Шреефогль вернулся в лазарет и сообщил, что состояние графского сына резко ухудшилось. Лекарь осмотрел кое-кого из больных, после чего поспешил в монастырь — не забыв при этом настрого наказать Шреефоглю, чтобы тот не спускал глаз с раненого наставника. Советник удивленно кивнул и склонился с мокрой тряпкой над Лаврентием, чтобы смочить его ожоги.
Шагнув теперь в комнату больного, Симон сразу понял, что подоспел вовремя. Мальчик был бледен, как покойник, и метался во сне из стороны в сторону. Лекарь пощупал его раскаленный лоб, проверил пульс: сердце стучало, словно взбесившийся часовой механизм. На краю кровати сидели граф и его молодая жена. Она, по всей видимости, недавно плакала: глаза у нее раскраснелись. Чтобы навестить тяжелобольного сына, она оделась в плотно прилегающее шелковое платье с меховой оторочкой, что, по мнению Симона, явно было неуместно в такой ситуации. По примеру мужа графиня питала любовь к огромным количест-вам духов.
— Господи, да сделай же ты что-нибудь! — крикнула она на Симона, все еще занятого пульсом ребенка. — Дай ему лекарство или хоть кровь пусти! За руку сына держать я и сама могу, и врач мне для этого не нужен!
— Ваше сиятельство, я слушаю сердце мальчика, — попытался успокоить лекарь сердитую женщину.
— Через руку? Это как же так?
— Жозефина, не мешай ему работать, — пригрозил граф. — Мне порекомендовал его один из советников Шонгау.
— Этот толстяк, с которым ты торговался?
— Нет, другой. Во всяком случае, впечатление он произвел приятное. Думаю, цирюльник знает толк в своей работе. Возможно, даже лучше наших ученых дармоедов в Мюнхене. — Вартенберг окинул Симона грозным взглядом. — Кроме того, он знает, что его ждет в случае неудачи…