— К тому же эта малышня может додуматься потащить клетку обратно в свой мир — тут-то твоему любезному Филину и конец, только пёрышки полетят… Ну да. ладно, не об этом речь.

«Ага, значит, точно не потащили, — подумал Инго. — Уже что-то!»

— Речь о том, что своеволие — не то, чего я от тебя жду. Надо бы тебя наказать.

— С этого бы и начинали, — сказал принц, стараясь, чтобы слова его прозвучали как можно более дерзко, хотя его прошиб холодный пот — он прекрасно знал, какое наказание имел в виду колдун. Мутабор заворочался в темноте и, кажется, злорадно потёр руки.

— Сегодняшнего вечера, ваше высочество, вы будете ждать с должным нетерпением, — проскрежетал его голос.

— Ничего, вашими же стараниями недолго осталось, — по возможности небрежно ответил принц и набрал в грудь воздуха, ожидая самого страшного, «Странно, что он так долго со мной разговоры разговаривает… раньше бы давно начал… начал играть».

Силуэт у дальней стены опять шевельнулся. Мутабор поднял капюшон и посмотрел Инго в глаза. Рыжему принцу показалось, будто что-то обожгло ему лоб, а всё тело опутали железные цепи. Инго выдержал взгляд, не шелохнувшись, хотя уже знал, что будет.

Мутабор протянул вбок длинную руку. Сухо щелкнул замочек скрипичного футляра.

Инго прикусил губу. Скрипка пропела несколько долгих тоскливых нот. Ржавые лезвия, холодные скользкие тела ядовитых змей, вой ветра — вот что представилось принцу, когда зазвучала эта музыка. Мутабор опустил смычок и снова, усмехнувшись, поглядел принцу в глаза. Через несколько секунд Инго произнес чуть глуховатым голосом:

— Не закричу. Не дождётесь.

— Что, мигрень разыгралась? Это наследственное, ваше высочество, — сказал Мутабор с отвратительным скрипучим смешком. — А до вечера так далеко, целая вечность. Это только начало, дорогой мой. Я слышал, что к вечеру мигрень обычно усиливается. — Мечтательно продолжал он, смакуя каждое слово. Она напоминает прикосновение раскалённого железа. Она заползает в голову, как ядовитая змея и жалит, жалит, жалит… Сегодня они будет особенно сильной. И он занёс над скрипкой смычок.

Казалось, темнота подземелья выгибается и вибрирует от напряжения. У Инго в сотый раз возникло страшное ощущение, словно его, несомненного и настоящего, запихивают в пространство размером с усохшую горошину, и при этом глядеть на мир он может, а вмешиваться в происходящее — нет. В том числе и владеть собственным телом, которое корёжили чары. Принц ощутил, как его руки меняют форму, как плавится его лицо. «Но ведь сейчас день! — пронеслось у него в голове сквозь всепоглощающую боль. — Он хочет превратить меня днем, насовсем!» Он попытался выпрямиться, чувствуя, как от чёрных волн музыки спина скручивается в горб, и на мгновение ему это удалось, но музыка нахлынула снова. Инго сжал кулаки. «Я выдержу! — повторял себе принц. — Я — выдержу. Он пытается забраться в мою голову. Раньше не выходило — и теперь не выйдет. Теперь — особенно».

На секунду он как наяву увидел растерянное лицо рыжей девочки.

«— А ты кто?

— Я? Я Лиза».

«— Лиза — это Элизабет, Лиззи, Бетси и Бесс?

«— Ага. И еще Беттина, Тибби… И Лиллибет…»

Музыка хлестала, как бич. И вдруг в самой сердцевине этой музыки Инго почудилась трещинка. Колдун играл, воздух полнился магией, но где-то за шквалом нот…

«Элизабет, Лиззи, Бетси и Бесс… — повторял Инго, чувствуя, как его тело и лицо вновь и вновь меняют форму. — Элизабет, Лиззи, Бетси и Бесс…»

Музыка взвыла и оборвалась.

— Ну как ты себя чувствуешь? — прошипел Мутабор.

Инго попытался распрямить плечи и не смог: тяжесть горба тянула к земле. Но мысли текли совершенно ясно: «Он испугался… Он понял, что ему сейчас со мной не справиться!»

Рыжий карлик, стоявший посреди подземелья перед колдуном, встряхнул головой и улыбнулся.

— Право, дорогой мой, ты себе не представляешь, как далеко до заката. Иди погуляй, если сможешь. И не забудь поглядеться в зеркало. Привыкай. Упадешь — подберут. Стража!

Дверь снова лязгнула. Вошли давешние мышекрысы. Инго стиснул кулаки и развернулся на пятках.

— Свободны! — сказал он чуть громче, чем стоило бы, и с радостью услышал, что голос в уродливом теле остался прежним, и этот голос повинуется ему и говорит нужные слова, а не скулит покорные оправдания. Услышал это и колдун, но не успел ничего сказать.

Инго бросил Мутабору через плечо:

— Аудиенция окончена!

Мышекрысы испарились.

— Короля играем, — усмехнулся Мутабор закрытой двери, за которой скрылся карлик. Жалкое зрелище.

Инго стремительно шел по коридору со статуями, прикрыв глаза и сжав кулаки. Кривые ноги карлика подворачивались, он спотыкался, но старался держаться прямо. У двери гардеробной он остановился и, толкнув её, несколько мгновений медлил. Потом задержал дыхание и взглянул в зеркало. На побелевшем уродливом лице зелёные глаза казались чёрными, руки висели ниже колен, горб торчал на спине. «Элизабет, Лиззи, Бетси и Бесс».

в которой все внимательно слушают Филина, а Лиза узнает много нового о своей семье

— Это Константин, — коротко представил Филин новенького, когда они вернулись в кузницу. Обратный путь в компании волшебника и дракона, пусть и такого нелепого, как Костя, и в человеческом обличье, оказался спокойным, даже в круглом зале с ужасным провалом в центре Лизе почти не было страшно. В кузнице уже вовсю кипела работа, и говорить приходилось громко. Лизе показалось странным, что Филин не назвал Костю словом «Конрад», но эта мысль мелькнула и пропала, потому что к ним подбежала Дис, и Филин, нагнувшись, сказал ей на ухо — не прошептал, а именно сказал — сладчайшую из фраз:

— Дис, — сказал он, — душенька, мы ужасно проголодались.

— Что же вы раньше молчали? — обрадованно ахнула Дис. Филин прошептал ей что-то ещё. — Нет-нет, — замахала ручками Дис, — и думать не смейте! Настоящую еду же долго наколдовывать, а вам нужно сил набраться…

Она открыла дверку и скользнула внутрь, а оголодавшая компания последовала за ней — Мурремурр, урча, нёсся впереди всех.

У двери кухни Филин тихонько свистнул, и откуда-то из-под потолка к ним спланировала Шин-Шин. Костя, увидев небольшое бритоголовое создание с перепончатыми крыльями, совершенно остолбенел.

— Опять этот летучий панк! — невежливым полушепотом воскликнул он. — Оно кто?! Чего оно тут делает?

— Не оно, а она. Это Шин-Шин, — ответила Лиза. — Она не панк. Она… э-э-э… ночной сильф. Вот. И вообще будь с ней повежливей, а? Если бы не она…