Война захватила меня недалеко от города Унеча, где проходила переподготовка. В июне — начале июля нас всех быстрым маршем перебросили к городу Брянск. В лесу за рекой Десна, готовясь к обороне, копали окопы.

Недели через две нас опять быстрым маршем перебросили за город Рославль Смоленской области.

Примечание. Заметьте, везде «быстрым маршем» — и никакого подвоза. Сколько километров приходилось измерить нашему солдату, неся на плечах вооружение?

На окраине Рославля, в совхозе, находился штаб дивизии. Наша телефонная связь из Рославля проходила через деревню Полшино, через речку, через смоленскую асфальтовую дорогу. В лесу за дорогой наша воинская часть занимала оборону.

В начале августа нам сообщили по телефону, что по смоленской дороге на Рославль будут гнать колонну пленных немцев.

Чтобы быстрее исправить порыв линии, у нас был установлен промежуточный телефон в клубе деревни Полшино. Товарищ Мотора остался дежурить возле телефона, а мы с бойцом Самусенко пошли посмотреть на немцев…

Через несколько дней нам сообщили по телефону, что недалеко от нашей части высадился немецкий десант. Мы тоже приготовились к обороне: окопались возле клуба, подтянули связь в окоп. Стали наблюдать за обстановкой. Однажды в сторону Рославля проехал немецкий мотоцикл с двумя немцами. Это была разведка вражеская. Мы одного убили, второго взяли в плен, о чём сообщили в штаб. Вскоре приехала грузовая машина «Полуторка», погрузили на неё мотоцикл, потому что, как оказалось, никто не мог управлять мотоциклом, забрали пленного и уехали, оставив нас на прежнем месте. Правда, офицер дал нам гранат, патронов в винтовку не дал, у нас было на троих 45 патронов — по три обоймы.

Когда уехала машина, мы послали трёх мальчишек в ту сторону, откуда появились немцы. Вскоре ребята сообщили о наступлении немцев на посёлок. Об этом мы сразу сообщили в штаб. Прибыло подкрепление на трёх машинах. Мы перешли в окоп и перенесли туда телефон.

Через несколько минут завязался бой. Вскоре, отстреливаясь на ходу, мимо нас промчалась машина с нашими солдатами. Из штаба нам приказали держаться и ждать подкрепление. Однако немцы появились в овраге раньше подкрепления. Мы открыли по ним огонь. Сразу уложили шесть немцев. Мотора сообщил, что связь со штабом полка нарушена и пошёл налаживать связь. Мы остались вдвоём с Самусенко. Стреляли прицельными выстрелами, уничтожили около двух десятков немцев. Но немцы наступали и подошли к нам метров на 25. Я смотрю, к нам летит какая-то палка. Мы присели с Самусенко, палка ударилась о край окопа и разорвалась, осыпав нас землёй. Мы стали бросать гранаты в ров. Оттуда послышались крики, стоны, среди немцев началась паника.

По приказу из штаба начали сворачивать связь. Пробежали метров 100, застрочил немецкий пулемёт. Самусенко упал. Я дотащил друга до лозового куста. Разрывная пуля попала ему в спину и разворотила живот.

Намцы появились с тыла, интенсивно стреляя и крича на ходу: «Русс, сдавайся!» Я схватил винтовку и отбежал в кусты на метров пятнадцать. Видел, как немцы подошли к Самусенко, что-то пробормотав, направились в сторону деревни Полшино. Минут через 30 в кусты приехали немецкие машины.

Утром немецкие машины уехали, к полудню появились местные жители. Похоронили русских и немецких солдат, положив их в разные могилы.

Ночью я перешёл в посёлок Полшино, скрывался у одной женщины, которая рассказала мне, что возле клуба было много раненых и убитых немцев.

Через несколько дней я стал пробираться ночью по вражеским тылам к городу Выгоничи. Я думал, что наша часть отступила за реку Десну. Но по пути я встретил солдат из другой части, они тоже шли за реку Десну. Ночью напоролись на немецкий заслон, они открыли огонь из пулемётов и миномётов. Из-за ранения только утром я пришёл в сознание. Все мои вещи исчезли, в том числе и винтовка. Кое-как себя перевязав, решил идти домой, так как по сведению местных жителей, возле Десны наблюдалось большое скопление немцев.

Пришёл к отцу и матери. Мать позвала врача Перепёлка из Миш-ковского медпункта. Он обработал рану, сделал перевязку, сказав при этом, что меня спасла от смерти каска. Перевязку делал несколько раз, потом написал справку о моём ранении.

Тут военные дороги Михаила Илларионовича Лубского прерываются службой старостой во время немецкой оккупации села Дохновичи.

По рассказам односельчан, Михаил Илларионович не злобствовал и не зверствовал в угоду немцам, не устрашал жителей села, как это делали некоторые другие служители немецкой власти.

Так сложились обстоятельства, он вернулся домой. Вернулся, чтобы защитить свою семью. К этому времени у него была жена Александра и двое детей — Надежда и Владимир. Защитить или умереть в кругу самых близких и родных людей.

Да, у Михаила Илларионовича был другой вариант — не согласиться принять должность старосты. Но, как уже было сказано выше, хорошо, что именно такой спокойный уравновешенный человек принял это, пусть неприятное, назначение. По рассказам селян, Михаил Илларионович втайне нарушал указы немцев по отправлению жителей в Германию. Он несколько раз докладывал немецкой власти, что не смог доставить посписочных жителей в город Стародуб, потому что они по дороге разбежались. Разбежались, дескать, по его вине, потому что он не взял полицейского сопровождения.

В начале 1944 года Михаил Илларионович оказался в белорусском городе Добруш. Вскоре попал на польскую территорию, там и оставался до осени 1945 года.

Я не хочу никого осуждать, не имею права, потому что не жила в то время. Как сказал мой один знакомый, ещё неизвестно, как поступили бы мы, окажись в похожей обстановке.

Что меня смутило в биографии Михаила Илларионовича? Это город Добруш, который звучал из уст моей соседки Насти, которая приходится родной сестрой жене Михаила Илларионовича. И самое большое смущение вызвала справка, выданная на территории Польши о том, что Лубский Михаил Илларионович воевал с первого и до последнего дня Великой Отечественной войны.

Вместе с ним, как отмечалось выше, был призван в штрафную роту и Демьяненко Алексей Фёдорович,