И все-таки порой Стасика беспокойно царапало желание разгадки. Кто же он, Белый шарик? Что это за страна такая — Великий Кристалл? Где она? Шарик вроде бы и не скрывал ничего, но ответы были непонятные:

— Великий Кристалл? Ну, как объяснить-то? Везде он, все мы в Кристалле. Только грани разные… Я бы с формулами тебе легко мог растолковать, но вы же в школе еще не проходили такую математику…

И все-таки он хитрил, обходил что-то главное, этот Белый шарик. Недаром так смутился, когда все открылось.

Это случилось неожиданно, во время одной такой беседы на кухне. Как всегда, придвинулось, выросло перед глазами слюдяное окошечко керосинки. И вдруг среди оранжевых плоскостей и закрученных желтых лент мелькнула темно-синяя щель, разрослась в пространство, пересыпанное колючими искрами и светящимися горошинами, опоясанное лентой серебристой пыли. Только на миг! Словно сознание Белого шарика неосторожно приоткрыло дверь в комнату, где пряталась разгадка.

— Стой! — мысленно крикнул Стасик. — Подожди… Значит… Выходит, Великий Кристалл — это все Мировое пространство?

Белый шарик аж завертелся в ладони. Но ответил ворчливо, как про самое обыкновенное:

— Я же тебе тыщу раз это объяснял.

— Ты не так объяснял. — Значит, Шарик — это… Стасика тряхнуло дрожью, обдало дыханием громадной межзвездной пустоты. — Значит, ты… звезда?

Белый шарик пульсировал и будто наливался горячим соком в стиснутом Стаськином кулаке. Молчал с полминуты. Потом ответил с капризно-скандальной ноткой:

— Ну и что? Ну, звезда… Что такого? Нельзя, что ли? — За этой ершистостью он явно старался спрятать неловкость и даже какой-то страх.

— Как… наше Солнце? — растворяясь в обморочном восторге, прошептал Стасик.

— И вовсе не «как». Солнце — желтый шарик, а я белый. И оно у вас уже взрослое, а я…

— А ты… ты с ним пробовал разговаривать?

— Ну зачем? — В ответе Шарика зазвенела досада. — Зачем оно мне? У меня и в своей грани много знакомых шаров… Я понимаю, этот Желтый шарик — хороший, раз он твое солнце. Но мне-то нужен не он, а ты! У меня с тобой резонанс…

— Но ты же… такой громадный, а я… как пылинка перед тобой…

— Вот этого я и боялся, таких вот разговоров… Ты станешь теперь измерять, сравнивать… и не захочешь дружить…

— Нет… я все равно хочу, — неуверенно отозвался Стасик.

— Ты пойми! — В Шарике чуть ли не слезинки зазвенели. — Я вовсе даже не большой… Посмотри на небо — разве звезды громадные, когда ты на них глядишь? И я, когда с тобой…

— Ну чего ты расстроился-то… — неловко сказал Стасик.

— Потому что ты не понимаешь! Разве дело в массе и в размерах? Главное, что мы… похожие…

У Стасика неожиданно сильно защекотало в горле.

— «Один и один — не один…» Да?

— Ага… — Белый шарик шмыгнул носом, если такое выражение применимо к звезде.

— Послушай… А тебя можно увидеть на нашем небе?

— Не… Я же из другой грани Кристалла.

— Ну ладно, — сказал Стасик. — Все равно это здорово…

Несколько дней Стасик ходил с горделивой радостью оттого, что он дружит со звездой. Но и… сомнение скребло. Вдруг Белый шарик все это выдумал? Не нарочно, а поверил, как и Стасик, в свою сказку. А на самом деле он просто маленький волшебный шарик… Да, но ведь поезд-то он остановил по правде! Под силу ли такое небольшому шарику, даже волшебному?

Как бы то ни было, а скоро Стасик притерпелся к пониманию, что Шарик — звезда. Если это и правда, то звезда он там, далеко, у себя. А настоящий Шарик был вот он — всегда под рукой. Маленький, верный и откровенный друг.

А Белому шарику, судя по всему, того и было надо…

Конечно, время бежало не только в беседах с Шариком. Были уроки в школе, домашние задания, двойки по арифметике, за которые попадало от мамы. Удивительно, что Шарик всякие мировые сложности понимал, а помочь решить задачку за третий класс не мог, путался… Часто хворала Катюшка, с ней тоже хватало забот. Но было и хорошее.

Новый год все жильцы дома встречали вместе: на просторной кухне сдвинули столы. А елочки у всех были свои — у Стасика, у Полины Платоновны, у Зямы. Полина Платоновна дала Стасику немного старинных свечек, и они целый час горели, потрескивая, на хвойных лапах, а Катюшка глазела и улыбалась, будто что-то понимала…

Банный лог опять сделался сказочно-зимним, и Стасик с Зямой снова катались там на санях. В конце улицы висел зеленоватый месяц, светились в окнах огоньки, а неподалеку, на башне маленькой церкви, весело тренькали рождественские колокола.

Андрей Игнатьевич сделал Стасику подарок. Отыскал под навесом среди рухляди ржавые коньки-снегурки, начистил их.

— На, катайся, как я когда-то.

Стасик прикручивал снегурки к валенкам веревками с палочками и учился кататься по обледенелому тротуару. А когда пришла сноровка, стал отпрашиваться у мамы на каток в недалекий сквер, который назывался «Сад имени Ворошилова». Там было весело, горели развешанные на проволоках лампочки, играла радиола. И все было прекрасно, пока Стасику не повстречались Бледный Чича, Хрын и еще двое, Стасик их не знал. Тут уж все пошло как по-заведенному. Вильсона — головой в сугроб, валенки — долой с ног, коньки с них содрали. «Только пикни кому, Матросик, ноги повыдергаем!»

— Чичка-затычка, — бессильно сказал им вслед Стасик. Натянул валенки и пошел домой. И не заплакал.

Он даже не очень разозлился сейчас. Злиться на Чичу и его гадов приятелей было бессмысленно. Они для Стасика были уже как бы не люди, а какое-то неизбежное природное зло. Это все равно что на плохую погоду обижаться, на слякоть, на мокрый ветер. Если попал под дождь, какой смысл его ругать? Все равно вымокнешь, если без зонтика.

А где взять зонтик от Чичи?

Маме Стасик сказал, что коньки отобрали незнакомые мальчишки. Мама, кажется, была даже довольна в глубине души: не будет сын бегать по вечерам на каток, где всякие опасности и хулиганы.

Шарика Стасик с собой на улицу никогда не брал: он хоть и волшебный, неисчезающий, но осторожность не мешает. И в тот вечер Шарик ворчливо сказал:

— Если бы я был с тобой, Чича добром бы ноги не унес.

— А что бы ты сделал?

Шарик молчал.

— Ты что? Распылил бы его на атомы? — испуганно догадался Стасик. — Как тогда в лагере обещал?

— Я… не знаю. Ты хотел бы?

— Нет! Не хотел.

Совсем недавно Стасик думал о том, что Чича с дружками — не люди, а так, тупая злая сила. Но тут сразу спохватился: с головой же он, Чича-то, с руками, с ногами. Человек все-таки.

— Нет, не надо… Ну, он подлый, конечно. Только… У него же мать есть, я ее видел, она в лагерь приезжала. Нормальная тетенька… Знаешь, как рыдать по этому дураку будет!