В течение мирных лет правления короля Баунти обучение Скиллу для создания групп было заброшено. Существующие группы распадались по причине возраста, смерти и попросту отсутствия необходимости. Обучение Скиллу начали ограничивать одними принцами, и некоторое время оно рассматривалось как несколько архаичное искусство. К моменту появления красных пиратских кораблей только король Шрюд и его сын Верити были действующими обладателями Скилла, Шрюд сделал попытку обнаружить и призвать прежних практиков, но большинство из них были слишком стары или недееспособны.

Галену, мастеру Скилла у Шрюда, было поручено собрать новые группы для защиты королевства. Мастер Скилла решил отбросить традиции. Члены, групп назначались, а не выбирались по взаимному согласию. Методы обучения Галена были грубыми, цель его тренировок заключалась в том, чтобы каждый член союза стал нерассуждающей частью этого союза, орудием, которое король мог бы использовать по необходимости. Это было придумано лично Галеном, и первую созданную им группу он преподнес королю Шрюду в качестве особого подарка. По меньшей мере один член королевской семьи выразил свое отвращение к этой идее. Но времена были тяжелые, и король Шрюд не мог отказаться от использования орудия, которое было дано ему.

Такая ненависть! О, как они ненавидели меня. По мере того как по лестнице на крышу башни поднимались ученики и видели, что я уже там и жду, каждый из них как бы отпихивал меня в своем сознании. Я чувствовал их отвращение так осязаемо, как будто меня окатывали холодной водой. К тому времени, когда появился седьмой, и последний, ученик, холод их ненависти окружал меня как стена. Но я неподвижно и сдержанно стоял на своем обычном месте и открыто встречал каждый взгляд, обращенный ко мне. Думаю, именно поэтому никто не говорил мне ни слова. Они были вынуждены занять места вокруг меня. Друг с другом они тоже не разговаривали.

И мы ждали.

Взошло солнце и даже осветило стену вокруг башни, а Галена все не было. Но они стояли на местах и ждали, и поэтому я поступал так же. Наконец я услышал его медленные шаги по лестнице. Войдя, он моргнул от бледного солнечного света, взглянул на меня и явственно содрогнулся. Я стоял на месте. Мы смотрели друг на друга. Он видел груз ненависти, который остальные обрушили на меня, и это его порадовало, так же как и повязка, до сих пор украшавшая мою голову. Но я встретился с ним глазами и не дрогнул. Я не смел. Я почувствовал страх, который испытывали остальные. Нельзя было посмотреть на него и не понять, как сильно он был избит. Камни-Свидетели доказали его неправоту, и все, кто видел его, знали об этом. Его худое лицо было фиолетово-зеленым ландшафтом с желтыми разводами. Его нижняя губа лопнула в середине и была рассечена в углу рта. На нем было свободное одеяние с длинными рукавами, которое так контрастировало с его обычными обтягивающими камзолами и жилетами, что можно было принять его за ночную рубашку. Его руки тоже были покрыты синяками и шишками – но на теле Баррича я не видел никаких повреждений, а значит, Гален повредил руки в тщетной попытке закрыть лицо. У него по-прежнему был маленький хлыст, но сомневаюсь, что он смог бы как следует им замахнуться.

Итак, мы изучали друг друга. Я не получил никакого удовлетворения от его синяков или от его позора. Я чувствовал что-то похожее на стыд за него. Я так сильно верил в его непогрешимость и превосходство, что это свидетельство его обыкновенности заставило меня почувствовать себя глупо. Это вывело его из равновесия. Дважды он открывал рот, чтобы заговорить со мной. На третий раз он повернулся спиной к классу и сказал:

– Начинайте ваши физические упражнения. Я буду наблюдать за вами и посмотрю, правильно ли вы двигаетесь.

Ему трудно было говорить разбитыми губами. И пока мы добросовестно вытягивались, раскачивались и наклонялись в унисон, он неловко боком двигался по саду башни. Он пытался не прислоняться к стене и не отдыхать слишком часто. Исчезло щелканье хлыста по бедру, которое прежде аккомпанировало нашим занятиям. Он крепко сжимал рукоять, как бы боясь выронить хлыст. Что до меня, то я был благодарен Барричу за то, что он заставил меня встать и двигаться. Мои забинтованные ребра не давали мне полной свободы движений, которых Гален прежде требовал от нас, но я честно пытался.

В этот день он не предложил нам ничего нового. Мы повторяли то, что уже знали. И уроки кончились рано, даже до захода солнца.

– Вы работали хорошо,– сказал он неубедительно,– вы заслужили эти свободные часы, потому что я доволен тем, что вы продолжали занятия в мое отсутствие.

Прежде чем распустить учеников, он потребовал, чтобы каждый из нас подошел к нему для быстрого прикосновения Скиллом. Остальные уходили неохотно, бросая назад любопытные взгляды, не зная, как он поступит со мной. По мере того как группа моих товарищей редела, я готовился к схватке один на один.

Но даже и тут меня постигло разочарование. Он вызвал меня к себе, и я подошел, такой же молчаливый и внешне почтительный, как другие. Я стоял перед ним так же, как они, и он сделал несколько быстрых движений руками перед моим лицом и над моей головой. Потом он холодно произнес:

– Ты слишком хорошо защищаешься. Ты должен научиться ослаблять защиту своих мыслей, если собираешься посылать их или принимать от других. Ступай.

И я ушел, как и другие, но полный сожаления. Про себя я сомневался, делал ли он настоящую попытку применить ко мне Скилл. Я не почувствовал никакого прикосновения. Но я спустился по ступенькам, полный боли и горечи, размышляя, зачем вообще ходил на башню.

Я пошел в свою комнату, а потом в конюшни. Я быстро вычистил Суути под наблюдением Кузнечика. Во мне все еще были беспокойство и неудовлетворенность. Я знал, что должен отдохнуть и буду жалеть, если не сделаю этого. Каменная прогулка? —предложил Кузнечик, и я согласился взять его в город. Он носился галопом вокруг меня, обнюхивая все вокруг, а я шел по дороге к городу. Это был предгрозовой вечер после беспокойного утра. Над морем собиралась гроза. Но ветер был не по сезону теплым, и я чувствовал, как свежий воздух прочищает мне голову, и ровный ритм ходьбы успокоил и растянул мышцы, которые вздулись и болели после упражнений Галена. Бессловесная болтовня Кузнечика перебросила меня в настоящее, так что я не мог погрузиться в свои мрачные переживания.

Я сказал себе, что это Кузнечик ведет нас прямиком к магазину Молли. По-щенячьи он возвращается туда, где его приветливо встретили раньше. Отец Молли в этот день оставался в постели, и в магазине было довольно тихо. Единственный покупатель задержался, беседуя с Молли. Она представила его мне как Джеда. Он был помощником на каком-то торговом судне в Силбее. Ему еще не было и двадцати, а разговаривал он со мной, как будто мне было десять, и все время через мою голову улыбался Молли. Он был переполнен рассказами о красных кораблях и морских штормах. У него была серьга с красным камнем в одном ухе и новень– кая борода курчавилась на подбородке. Он потратил чересчур много времени на то, чтобы выбрать свечи и новую медную лампу, но наконец ушел.

– Закрой ненадолго магазин,– предложил я Молли,– пошли на берег. Сегодня очень приятный ветер.