– Купава… – Я оглянулся на инокиню и обнаружил, что она потеряла сознание. – Да что же с тобой такое?!

Брызнул ей в лицо водой, дождался, пока откроет глаза и взялся за застежки бахтерца.

– Надо осмотреть и рану перевязать, буде такая есть.

Купава зло блеснула глазами и потянулось рукой за саблей.

– Не дури, дева! – строго прикрикнул я. – Воительница, называется, – это же надо, собрату по мечу рану боится показать! Мне дела до твоих сисек нет. Считай, что я лекарь.

– Если что, убью!.. – зло прошипела девушка.

– Убьешь, конечно, убьешь… – Я быстро распахнул доспех, потом подбитый мехом камзол, задрал на ней рубаху и нешуточно озадачился.

Да, есть синяк чуть повыше солнечного сплетения, как раз между грудей. Надо сказать, грудки весьма привлекательного вида… Стоп, о чем это я? Ага, синяк здоровенный, конечно, но раны как таковой нет, едва заметная царапина. Но откуда у нее признаки отравления? Черные синяки под глазами, синие губы, слюна тягучая, зловонная…

– Стоп!.. – Я метнулся к вещам и достал из чехла секиру Руфуса. – Ах ты, млядий сын!

Пластины доспеха, кольчужная подстежка и стеганый поддоспешник вполне удержали удар, но копьевидное граненое навершие все же царапнуло Купаве кожу. Все бы ничего, но дело в том, что оно оказалось зачаровано какими-то нехорошими рунами. Явно на клинке просматриваются. Вот и результат. Я, конечно, не специалист, но дело плохо. Очень…

– Что там?.. – слабо прошептала Купава.

– Черные руны. Надо тебя срочно к лекарю, желательно к чародейскому. Погоди маленько, я сейчас срублю волокушу и двинем в Заречье. К утру поспеем…

– Возьми у меня в суме скляницу синего стекла… – уже почти теряя сознание, попросила девушка. – Да… да, вот эту… отме́ряй пять капель… и дай выпить… А потом быстро сунь рукоятку плети в мне в зубы. Кричать буду, а потом спать… И отвернись, не хочу, чтобы видел…

Так и сделал, а потом… Потом, был страшный, звериный стон. Я хотел обернуться, но сдержался, а когда все-таки решился, увидел ее уже спящей. Не знаю, что за лекарство она выпила, но оно явно подействовало.

Присел рядышком, дождался, пока дыхание инокини станет спокойным, укрыл деву своей шубой, а поверх еще ее дохой, и принялся сооружать ужин. Война войной, а жрать тоже надобно. Да и завтра миска горячего варева совсем не лишней для воительницы окажется. Если выживет, конечно.

Так, что там мне подкинули селяне от щедрот своих? Подкопченная уточка – разобрав предварительно на кусманы, полностью птичку в котелок, но перед этим немного поджарим на смальце покрошенную крупно пару луковиц да головку чеснока. А потом водичку, а после того как прокипит, в бульончик пару горстей сушеного гороха. Все в наличии. Вот и порядок. Стоп… а если еще сверху щепоть сушеных травок да кусман жирного сыра для навара? Обязательно! И назову я это варево «Суп Неожиданного Приюта»! А что? Вполне ничего себе название. Ой-ой… совсем забыл правило: взялся готовить, пропусти чарку огневицы для вдохновения. А у меня оная присутствует в достаточном количестве. Да еще тройной перегонки и анисовая. Целая баклага!

– Ну что, дева, за твое здоровье! – Я отсалютовал Купаве и опрокинул дорожную серебряную чарку в себя. – Ух… ключница огневицу делала!..

«…ежели дева возляжет с девой, есть ли сие действо блуд? Сей вопрос вельми неоднозначен и не может трактоваться в аналогии с противоприродной и противоестественной, мало того, несомненно, еретической связью мужа с мужем. Ибо женщины, несомненно, более сложные и тонкие создания, чем мужи, и отмечены божественностью своего предназначения. Доказательством сей сентенции есть принадлежность Властительниц наших именно к женскому полу. Тем паче инокини Обители суть служанки божьи и не поддаются суждению мирскому. И сии связи, буде такие случатся, служат токмо укреплению духовного наставничества, но никак не приписываемому нам мужененавистничеству. Хочу напомнить почтенному Филарету, архисхимнику мужской Обители Торжества Веры: на сей счет издана специальная энциклика, в коей архипрелат Оттоний Четвертый приравнял наветы на Псиц Божьих непосредственно к ереси и ввел под строгий запрет мирское суждение об оных…»

(Магистр Обители Торжества Веры архисхимница Мария Отшельница. «Диалоги о морали и равенстве полов»)

Серединные земли. Петриковская волость.

Большак на Заречье.

04 Зимобора 2001 года от восхождения Старших Сестер. Раннее утро

Ночь прошла спокойно. Никто к нам в приют не ломился, так что даже удалось выспаться. Но когда я вышел во двор умыться и проверить лошадей, приметил на снегу странные следы. Странные, потому что похожи были на следы прямоходящего существа, у которого вместо ступней копыта. Перелистав в памяти бестиарий Эдельберта, нашел у него всего одно подходящее полумифическое существо – под именем чертулай или стучак, – являющееся воплощением некого духа леса. Преподобный его описывал изначально невраждебным человеку, так что я не особенно озаботился. Пусть гуляет. Тем более с его хозяйкой Мальвой я вполне поладил. Вроде как.

Обтерся снегом, вернулся в приют и поставил разогреваться остатки вчерашнего ужина. Купава спала мертвым сном и, похоже, просыпаться совсем не собиралась. Но хоть не померла, даже наоборот: на лицо вернулся румянец. Но проснуться все же придется. Времени нет совсем.

Я собрался ее будить, обернулся…

– Есть хочу… – Девушка уже сидела на нарах и терла ладонями лицо. – Дай чего-нибудь…

Молча набрал полную миску похлебки, отмахнул краюху хлеба и протянул Купаве.

– Уф… – Воительница отправила в рот полную ложку, задохнулась, восхищенно охнула и быстро стала есть.

– Не подавись.

– Нет… – Купава помотала головой. – Просто голодная очень. И вкусно. Сам готовил?

– Нет, лешака приглашал. Как себя чувствуешь?

– Нормально. Могу дальше ехать. И это… спасибо тебе, Гор… – Купава улыбнулась и, неожиданно покраснев, опустила глаза.

– Что это за снадобье?

– Противоядие. Сильное очень. Нельзя часто принимать, может убить. Дашь еще похлебки? И хлеба…

Я от нее тоже не отставал в трапезе, так что скоро котелок с варевом показал свое дно. На улице окончательно рассвело, и я стал собираться в дорогу.

– Ты не будешь против, если я с тобой доберусь до Заречья? – неожиданно спросила Купава. Она уже вздела на себя броню и теперь готовила переметные сумы.

– Я уже говорил тебе.

Инокиня внимательно на меня посмотрела, помолчала немного и затем, явно стесняясь, поинтересовалась:

– Скажи, зачем ты обо мне заботился?

– Не должен был? – Я обтер лезвие меча ветошью и вбросил его в ножны. – И поспеши, к полудню мы должны быть на месте.